прежде, что придавало отвергнутым жизнью схемам иллюзию некоей научности 
(наиболее наглядно это видно на примере монографии В. Н. Никифорова «Восток и 
всемирная история», М., 1975).
    Впрочем, положительным результатом дискуссии было отвоеванное в 
теоретических боях право открыто выступать против пусть и господствующей, но 
уже не единственно возможной в отечественной историографии схемы 
всемирно-исторического процесса. Результатом этого были оживление теоретических 
исследований, повышенное внимание к соответствующим исследованиям за рубежом, 
начиная с таких маститых авторов, как Тойнби и Вебер. Постепенно специалистам 
становилось все более ясно, что не следует стремиться к единству мнений — а 
ведь такого рода стремление, заложенное марксизмом и истматом, было, что 
называется, в крови у каждого из наших исследователей-обществоведов на 
протяжении долгих десятилетий — и что, напротив, конечная ценность совокупной 
работы исследователей именно в том, чтобы каждый разрабатывал и отстаивал 
собственные позиции: пусть время и последующие поколения решат, кто из них 
оказался ближе к истине.
    Следует оговориться, что вплоть до последних лет само собой как бы 
предполагалось, что любые научные поиски подобного рода должны вестись в рамках 
марксизма и на основе марксистской методологии. И если у кого и были сомнения 
по этому поводу, то они обычно на передний план не выдвигались. Только в самое 
последнее время, когда стали активно рушиться многие устоявшиеся стереотипы 
мышления, ситуация в этом плане решительно изменилась. Те, кто хотел 
высказывать альтернативные марксизму идеи и создавать на их основе собственные 
концепции, получили для этого широкие возможности. В частности, это нашло свое 
отражение в том, что некоторые исследователи открыто подвергли сомнению святая 
святых истмата — схему формаций и сам принцип формационного объяснения истории. 
В качестве альтернативы было выдвинуто цивилизационное, в духе Вебера и Тойнби, 
ее объяснение или сочетание формационного и цивилизационного принципов при 
анализе исторического процесса. Существенно заметить, что среди специалистов, 
которые оказались наиболее активно вовлечены в теоретические дискуссии, 
востоковеды преобладают почти абсолютно. Это, впрочем, и неудивительно: именно 
с проблемами Востока, прошлого и настоящего, марксизм и истмат никогда не 
справлялись. Для решения этих проблем настоятельно требуются новые 
теоретические основы.
    Как же обстоит дело с упомянутыми проблемами, как пытались решать их в 
отечественном востоковедении до недавнего времени и какие новые решения 
предлагаются в наши дни энергичной ломки устаревших стереотипов?
   Концептуальное решение проблем
   Востока в современном отечественном
   востоковедении
    Хотя за последние годы специалистами и сделан осознанный акцент на 
цивилизационные, религиозно-культурные факторы эволюции общества, важно 
отметить, что в историографии это отразилось пока еще весьма слабо. На первом 
месте в анализе факторов и причин продолжает оставаться именно 
социально-экономический анализ. Тут уж ничего не поделаешь: так воспитаны, на 
том стоим... Многие вполне искренне полагают, что это и есть — в строгом 
соответствии с духом и буквой марксизма — стержень, пружина развития. В 
какой-то степени так оно и есть на самом деле. Вопрос лишь в том, в какой 
степени. А применительно к изучаемому нами Востоку вопрос можно сформулировать 
примерно так: экономика или власть, собственность или государство? Что первично,
 что вторично, какая здесь взаимосвязь?
    Собственно, найти правильный ответ на эти вопросы и есть то, что приблизит 
нас к истине. Но как обстоит дело с поисками ответа? И как результаты поиска 
проявили себя на сегодняшний день? Для полного ответа на эти вопросы нужно 
самостоятельное, специальное и солидное исследование. В рамках же краткого 
обзора можно сказать лишь об основных позициях и тенденциях. Для того чтобы 
результат был максимально адекватен реалиям, разделим генеральную тему на три 
части, отграниченные одна от другой хронологическими рамками.
    1. Что касается доколониальных обществ, то применительно к ним вопрос стоит 
ныне примерно так: как следует оценивать исторический процесс на Востоке, 
начиная с неолитической революции и урбанистической цивилизации (древнейшие 
первичные протогосударства) и кончая предкапиталистическими раннеколониальными 
временами (XVI—XVIII вв.)? Господствующий в отечественной историографии 
идеологический стереотип десятилетиями исходил из того, что примерно до нашей 
эры все государственные структуры были рабовладельческими, а после того — 
феодальными (имея в виду не реальности феодализма как Системы отношений, но 
абстракцию марксистско-истматовской формации). Было немало споров по вопросу о 
том, в чем суть несходства между рабовладельческой и феодальной формациями на 
Востоке и где должна быть грань между ними. Однако безрезультатность дискуссий 
на эти темы не подорвала господствующий стереотип: рабовладение и феодализм как 
формации на Востоке должны были быть, ибо марксистско-истматовская схема в этом 
смысле первична, а исторический материал вторичен (об изменении схемы не могло 
быть речи; материал так или иначе должен был быть втиснутым в схему, пусть даже 
с необходимыми оговорками).
    За последние годы ситуация изменилась. Жесткость стереотипа стала очевидной 
даже для сторонников пятичленной истматовской схемы. Схему теперь стараются 
сделать более гибкой, дабы объяснение было бы хоть сколько-нибудь 
удовлетворительным перед лицом все увеличивающейся массы противоречащих ей 
фактов. Смягчается категоричность обобщающих определений. Признается большая 
роль общины и свободных земледельцев в древних (рабовладельческих) обществах 
Востока, фи