тоятельство, что общество, построенное в духе теории марксизма, обречено 
стать ГУЛАГом. Так в чем же просчет теоретиков?
    Когда Маркс, занимаясь политэкономическим анализом западноевропейского 
капитализма, вплотную столкнулся с проблемой истоков и предшествовавших 
капитализму исторических типов общества, он не мог не обратить внимания на 
Восток. С Востоком Маркс был знаком в основном из вторых-третьих рук: он изучал 
труды таких авторов, как Бернье, был знаком с философской оценкой Востока 
Гегелем. Соответственно Восток вставал перед его глазами как нечто совсем не 
похожее на Европу, даже как бы противостоящее ей. Разница между тем и другим 
бросалась в глаза, и вопрос был лишь в том, как ее интерпретировать. «В общих 
чертах,— писал Маркс в предисловии к «К критике политической экономии»,— 
азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства 
можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации». 
Перед нами ряд способов производства, где «азиатский» занимает нижнюю ступень. 
При этом существенно оговориться, что имеется в виду не древневосточное 
общество, но именно Восток как нечто цельное, включая и современные Марксу 
государства, будь то Индия, Китай или Османская империя, не говоря уже о других,
 более мелких. Что же такое, по Марксу, «азиатский» способ производства и 
вообще «азиатский» Восток?
    Сразу скажем, что к Азии в собственном смысле слова это определение не 
имеет отношения. Речь не о географии, а о социально-экономическом строе, а если 
глубже, то о природе типичной восточной общины, которая справедливо 
рассматривалась как определяющая структуру в целом, макроструктуру государства. 
Другими словами, основа восточной структуры — полное поглощение личности 
коллективом и соответственно отсутствие личности как самоценной индивидуальной 
целостности со всеми ее внутренними потенциями и особенностями. Но коль скоро 
так, то не может быть и речи о собственности европейского типа на Востоке, где 
отдельный человек «никогда не становится собственником, а является только 
владельцем», потому что он — «раб того, в ком олицетворено единое начало 
общины». Отсюда и вывод: отсутствие частной собственности — «ключ кидей Маркса об 
«азиатском» способе производства.
   Отечественная историография Востока:
   поиски альтернатив
    Русские востоковеды, хотя они и представляли собой до 1917 г. внушительный 
и уважаемый в мировом сообществе отряд специалистов, историей Востока и 
проблемами исторического процесса на Востоке интересовались сравнительно мало. 
После 1917 г. изучение Востока вначале вообще не привлекало внимания в немалой 
степени из-за того, что специалисты понемногу исчезали — старые умирали или 
эмигрировали, некоторые просто отстранялись от профессиональной деятельности, 
не умея вписаться в новую эпоху и удовлетворять требованиям революционеров, а 
новых практически не готовили. Позже, в конце 20гх и 30-х годах, появились 
специалисты нового поколения, причем основная их часть занималась современным 
Востоком, а точнее — проблемами революционного движения на Востоке, что строго 
соответствовало запросам того времени. В годы великих чисток значительная часть 
их — прежде всего те, кто интересовался проблемами «азиатского» способа 
производства, хотя далеко не только они,— была уничтожена режимом, а оставшиеся 
надолго замолчали. Возрождаться отечественное востоковедение стало понемногу 
лишь в послевоенные годы, во многих своих сферах практически заново, на голом 
месте, не имея ни устоявшихся научных школ, ни живых уважаемых учителей.
    Неудивительно, что условия существования определили и характер 
послевоенного востоковедения: в большинстве своем оно было представлено людьми, 
привыкшими и умевшими хранить язык за зубами и не высказывать идей, которые 
хоть в чем-то расходились с официально признанной идеологией, в том числе и с 
теоретическими построениями истмата. Практически это значило, что послевоенное 
советское востоковедение в том, что касалось осмысления исторического процесса 
и особенностей внутренней структуры стран Востока, следовало, за редчайшими 
исключениями, букве истматовских схем, санкционированных правившим в стране 
режимом. Уклониться от такого рода схем означало поставить себя как бы вне 
закона, вне общества. Поэтому те, чья совесть не позволяла мириться с 
вульгарными схемами, уходили в такие сферы науки, где со схемами не приходилось 
иметь дела, во всяком случае на каждом шагу. И все же положение постепенно 
менялось. После войны в науку пришло новое поколение ученых, свободное от 
мертвящего страха, который навечно вжился в тех, кто пережил великие чистки. 
Усилиями этого нового поколения стало заново развиваться отечественное 
востоковедение, хотя справедливости ради необходимо признать, что позже в его 
состав влились и те, кто вышел из-за колючей проволоки, особенно после смерти 
Сталина и XX съезда КПСС.
    Новый серьезный этап принципиального осмысления проблем Востока наступил 
примерно в 60-е годы и в значительной своей части вновь был связан с 
выдвижением на передний план идей Маркса об «азиатском» обществе. Толчком для 
этого послужили как объективная потребность объяснить феномен развивающегося 
мира, уже заявивший о себе и не вписывавшийся в привычные стереотипы («в 
отставании Востока виновен колониализм»), особенно после деколонизации Востока, 
так и начатая французскими востоковедами-марксистами (М. Годеле, Ж. Сюре-Каналь,
 Ж. Шено и др.) дискуссия по проблемам «азиатского» способа производства. 
Идеологическая оттепель позволила отечественным востоковедам включиться в 
дискуссии и высказать ряд неординарных точек зрения, достаточно далеких от 
санкционированных режимом истматовских идей. Однако большого развития дискуссия 
не получила, ибо была вскоре прервана под давлением власти. Наступило время 
реванша, отмеченное появлением ряда работ, авторы которых ревностно стремились 
отстоять истматовские схемы, причем делалось это уже не столь вульгарно, как