ых обществ традиционного Востока, да и не только Востока.
    В государстве Хаммурапи свойственные ранним структурам клановые и 
родственные связи уже были заметно оттеснены связями 
административно-территориальными, а вассально-иерархическая пирамида власти 
превратилась в централизованный бюрократический аппарат, эффективно 
действовавший через своих чиновников. Соответственно укрепился и 
институционализировался влиятельный и достаточно многочисленный слой 
специалистов-профессионалов, занятых в сфере управления и примыкающих к ней 
сферах обслуживания,— администраторы, воины, ремесленники, торговцы, слуги и др.
 Возник и весьма многочисленный слой неполноправных выходцев из числа пленных 
иноплеменников или потомков разорившихся полноправных общинников. И хотя между 
первым и вторым отмеченными здесь слоями была существенная разница в социальном 
положении, имущественном цензе и образе жизни (эта разница отражалась в 
документах, терминологии — неполноправные работники обозначались особым сводным 
термином мушкенум), общим между ними было то, что все они считались и 
именовались царскими людьми, т.е. людьми, непосредственно занятыми в системе 
администрации или причастными к ней, обслуживавшими ее. Именно в этом плане все 
царские люди обоих слоев-категорий противопоставлялись остальному населению, т.
е. земледельцам-общинникам, права и статус которых были объектом внимания и 
заботы со стороны правящих верхов.
    Государство Хаммурапи обладало монополией силы, твердо опираясь на 
фиксированный закон и связанные с ним формы принуждения. Выдвижение на передний 
план кодифицированного законодательства с достаточно строгой системой наказаний 
было связано с тем, что развитие частнособственнических отношений, 
товарно-денежных связей и особенно ростовщичества с его внушительными 
процентами (20 — 30 % годовых) вело к быстрому разорению общинников и 
обогащению за их счет частных собственников.
    Как известно, частное предпринимательство обладает само по себе огромными 
потенциями; его' внутренняя сила — если ей не поставить преград — способна за 
короткий срок кардинально изменить облик общественных отношений, всю структуру 
общества, как то было наглядно продемонстрировано несколько позже античной 
Грецией. В Вавилонии Хаммурапи потенции частного сектора уже давали о себе 
знать с достаточной очевидностью. На фоне этих возможностей централизованной 
администрации стало ясно, что прежние псевдолати-фундистские методы хозяйства 
на царско-храмовых землях экономически неэффективны, что они изжили себя. На 
смену этим методам пришла практика раздачи царско-храмовых земель (они, по 
некоторым подсчетам, составляли до 30—40 % пашни) в виде должностных наделов 
царским людям первой категории — это была форма их жалованья — и в виде 
неотчуждаемых обязательных наделов царским людям второй категории, 
выплачивавшим за пользование этим наделом долю урожая в казну. При этом наделы 
царских людей первой категории, как и наделы родовитых сановников и жрецов, 
включая и поля правителя, обычно обрабатывались примерно на тех же началах 
обязательной аренды, что и остальные земли храмов (обязательные наделы), хотя в 
этом случае в качестве арендаторов могли выступать как зависимые царские люди 
второй категории, так и полноправные общинники.
    Особо следует сказать о полноправных общинниках. Этот слой в Месопотамии 
всегда преобладал. И хотя не всегда общинники были в одинаковом правовом и 
социально-экономическом положении, важно подчеркнуть, что различия обычно 
касались потенциальных возможностей, но не реального их статуса, как раз 
определявшего место этого слоя в обществе. В частности, применительно к 
Вавилонии Хаммурапи необходимо заметить, что хотя формально процесс 
приватизации охватывал все земли и всех людей, кроме царско-храмовых земель и 
связанных с ними царских людей, фактически ситуация была много сложнее. Не 
следует представлять дело таким образом, что, коль скоро товарно-денежные 
отношения вторглись в недра крестьянской общины, она была тем самым уже 
заведомо обречена на быстрое превращение в коллектив частных собственников, 
строящий свои взаимоотношения на основах товарного хозяйства и рыночных связей, 
что не могло бы не привести к быстрому разложению общины.
    В отличие от античности на Востоке не было условий для такого развития. 
Напротив, были мощные силы, действовавшие в ином направлении. Централизованная 
власть, которая здесь была нормой, диктовала свои условия развития. 
Применительно к общинной деревне это означало, что государство принимало 
энергичные меры для предотвращения деструктивного процесса гибели традиционной 
общины. Вот почему, хотя некоторое количество беднейших общинников, несмотря на 
все ухищрения противодействовавших этому властей, все-таки разорялось и 
продавало свои земли соседям, этот процесс обычно ограничивался лишь небольшой 
частью общины и был к тому же обратимым. В результате подавляющее большинство 
общинников, пусть с трудом сводя концы с концами, продолжало вести свое по 
преимуществу натуральное хозяйство, и это было нормой, переходящей из поколения 
в поколение. Отсюда и результат: сфера действия нового частнособственнического 
сектора в пределах социально-экономической структуры в целом была не столь 
значительна, чтобы поколебать и тем более преобразовать по своему образу и 
подобию всю структуру.
    Не сумев этого добиться, частнособственнический сектор достаточно 
гармонично и непротиворечиво вписался в издавна существовавшую систему 
отношений, приведя ее к некоторой модификации. Суть модификации сводилась к 
тому, что государство, опираясь на древнюю основу — неотчуждаемые коллективные 
общинные и царско-храмовые земли,—допускало существование 
частнособственнического сектора в виде включенного в товарооборот небольшого 
клина земель, наемного труда, частной аренды, ростовщичества, долгового рабства 
и вообще системы товарно-денежных отношений. Все это было необходимо для 
нормального функционирования большого развитого социальн