|
ивостояние, о котором идет речь, сводилось к выработке строго
фиксированной нормы, призванной регламентировать частнособственнический сектор,
обеспечить верховный контроль государства и безусловный примат административной
власти над отношениями собственности. Практически это означало, что в обществе
не существовало системы строгих индивидуальных прав и гарантий интересов
собственника, как то имело место в античной Европе. Как раз напротив —
собственники были подавлены и поставлены в зависимость от носителя власти, от
произвола администрации, причем наиболее преуспевшие из них нередко
расплачивались за это конфискацией имущества, а то и жизнью, благо формальный
предлог для этого найти было несложно. Первая заповедь частного предпринимателя
в неевропейских структурах — вовремя дать взятку кому следует и «не
высовываться». Это, естественно, не могло не тормозить свободного развития
частной экономики и препятствовало разгулу частнособственнической стихии.
Казалось бы, все сказанное может означать, что с ослаблением
централизованного контроля в моменты кризиса ситуация должна была радикально
меняться в пользу собственника. Это, однако, не так. Динамика функционирования
централизованного государства в неевропейском мире убедительно опровергает
подобного рода посылку. Конечно, ослабление власти центра способствовало
усилению региональных администраторов и удельной знати, что нередко приводило к
феномену феодализации (речь идет о социально-политической раздробленности и
связанных с ней явлениях и институтах). Но это никак не означало создания
благоприятных условий для частного сектора. Во-первых, государь меньшего
масштаба оставался все тем же государем, с таким же аппаратом власти и теми же
принципами администрации. А во-вторых, даже тогда, когда и на региональном
уровне власть слабела, а общество оказывалось в состоянии дезинтеграции,
следствием всего этого были упадок хозяйства, натурализация его, а то и кризис,
восстания обнищавшего люда, завоевания воинственных соседей. Все это никак не
способствовало расцвету частной экономики, скорее напротив — богатые
собственники подвергались экспроприации в первую очередь. Словом, история
Востока свидетельствует о том, что расцветала частнособственническая экономика
только в условиях стабильности и сильной власти центра со всеми ее
контролирующими функциями, включая жесткий административный контроль над
экономикой всей страны.
Важно оговориться, что взаимоотношения государственной власти с частными
собственниками бывали порой достаточно сложны, особенно если учесть, что в ряде
конкретных модификаций командно-административной структуры, например в
общинно-кастовой Индии, богатые собственники земли в общинах порой оказывались
в положении посредников между правящими верхами и производящими низами,
становясь тем самым экономическим фундаментом государства. Но эта особенность
взаимоотношений вполне вписывается в рассмотренную выше систему взаимосвязей
между властью и собственностью: власть доминирует над собственниками,
собственники содержат власть, власть контролирует и ограничивает собственность.
Собственность в рамках такого рода структуры не в состоянии уцелеть бег
патроната со стороны властей.
Таким образом, сущность неевропейской модели в том, что частная
собственность здесь, даже появившись и укрепившись, всегда была второстепенной
и никогда не была защищена от произвола власти какими-нибудь привилегиями либо
гарантиями, свободами или правами. Альтернативой господству частной
собственности здесь была власть-собственность. Функции господствующего класса
выполняли организованные в аппарат власти верхи общества. И еще. Если в
антично-капиталистической структуре государство, как на том настаивает марксизм,
было надстройкой над базисом и орудием в руках господствующего класса, т.е.
общество там безусловно стояло над служившим ему государством, то в
неевропейских обществах все было прямо наоборот. Государство здесь абсолютно
довлело над обществом и потому было, если продолжать пользоваться привычными
терминами истмата, субъектом производственных отношений и важнейшим элементом
базиса.
Именно в этом — ключ к структуре традиционных неевропейских обществ. Без
этого трудно рассчитывать на адекватное понимание сути Востока, как древнего,
так и современного.
Глава 5
Древнее Двуречье: возникновение первых государств
Представленная в предыдущих главах социологическая модель не может,
разумеется, считаться универсальной. Это скорее своего рода путеводитель,
позволяющий разобраться в хитросплетении тех многочисленных дорог, которые вели
человечество от ранних социальных структур к развитым, от локальной группы и
общины к государству, от эгалитаризма к иерархии. Реальная действительность
человеческой истории многообразна. Но что характерно: при всем ее неохватном
многообразии — от древнего Двуречья до современной Океании, от высоких культур
Индии и Китая до весьма недавно вступивших на путь цивилизации африканских
народов — генеральные закономерности эволюции примерно одинаковы, они и берутся
за основу при изложении различных материалов из истории стран и народов Востока.
Здесь стоит с самого начала сделать одну весьма существенную оговорку,
значение которой будет становиться все очевиднее по мере более детального
знакомства с материалом. Дело в том, что структурные формы, типологическое
сходство которых берется за основу, суть лишь скелет того или иного общества.
Конкретный же облик и тем более живой дух его зависят главным образом от его
цивилизационных и религиозно-культурных параметров. Что же касается этих
последних, то о них следует сказать в первую очередь самое главное: при всем
своем несходстве и даже порой весьма заметном принципиальном противостоянии
друг другу все они в чем-то опять-таки близки между
|
|