|
айонах ближневосточных предгорий (Палестина, Анатолия, Загрос и др.). Осевшие
здесь группы вначале лишь охотились за обитавшими в горах мелкими животными и
собирали дикорастущие растения, особенно злаки. Позже они нашли способ
приручить животных и одомашнить некоторые растения, что положило начало
скотоводству и земледелию.
Совершенный на рубеже палеолита и неолита переход от присваивающего
хозяйства (охота, рыболовство, собирательство) к производящему, т. е. к
регулярному производству пищи, получил в науке наименование неолитической
революции (иногда ее именуют также аграрной революцией — термин менее удачный
из-за невозможности избежать лишних совпадений и ассоциаций). Этот переход
действительно сыграл поистине революционную роль в истории человечества, так
что в смысле открывшихся перед людьми новых возможностей и перспектив он может
быть поставлен в один ряд с промышленным переворотом раннего европейского
капитализма и современной НТР. Суть его в том, что оседлый быт с
гарантированной пищей способствовал резкому ускорению дальнейшего развития
производства и культуры, что, в свою очередь, привело к расцвету жилищного и
хозяйственного строительства, производству разнообразного и высококачественного
каменного инвентаря (неолитические орудия), керамических сосудов для хранения и
приготовления пищи, а также к изобретению прядения и ткачества с последующим
изготовлением различных одежд. Однако для истории наибольшее значение имеют те
следствия, причиной которых была революция в производстве. Среди них следует
обратить внимание на два главных и наиболее важных.
Во-первых, новые условия оседлой и обеспеченной пищей жизни земледельцев
сыграли важную роль в кардинальном изменении всего образа жизни человека,
приобретшего благоприятные возможности для гарантированного стабильного
существования. Увеличение рождаемости (рост фертильности женщин) и выживаемости
детей в новых условиях привело к резкому росту темпов прироста населения, за
счет чего заметно усилился процесс миграции и распространения вширь достижений
земледельческого неолита: спорадически расселявшееся за пределы родного поселка
избыточное население быстро осваивало новые пригодные для земледелия территории
— сначала в районе плодородных речных долин Ближнего Востока, затем в других
землях, включая Северную Африку, европейское Средиземноморье, Иран и Среднюю
Азию, Индию и Китай. При этом новые дочерние поселения, как правило, сохраняли
выработанный уже ранними земледельцами генеральный стереотип существования,
включая социально-семейную и общинно-родовую организацию, мифологию, ритуалы,
производственные навыки и технологию и т. п. Разумеется, со временем и в
зависимости от обстоятельств на новых местах обитания все это подвергалось
определенной трансформации и обогащалось новыми элементами культуры.
Во-вторых, производственный потенциал земледельческого неолита оказался
столь значительным, что уже на ранних этапах существования земледельческих
общин — особенно тех из них, которые располагались в наиболее плодородных
районах речных долин, в оптимальных экологических условиях ближневосточной зоны,
— появилась объективная возможность создания избыточного продукта, за счет
которого можно было содержать освобожденных от производства пищи людей,
исполнявших различные административные функции. Иными словами, именно на основе
появившихся в результате неолитической революции производственных возможностей
и возникли в конечном счете древнейшие очаги урбанистической цивилизации со
свойственными им надобщинными социальными структурами и ранними формами
политической администрации.
Итак, история человека, его производящего хозяйства, культуры, равно как и
история в полном смысле этого слова, т. е. история человеческой цивилизации,—
все это восходит к неолитической революции, имевшей место в ближневосточной
зоне около 10 тысячелетий назад, не говоря уже о том, что в той же зоне
сложился и сам сапиентный человек. Вот уж поистине Ex Oriente lux! К этому
стоит добавить, что на базе производственных возможностей земледельческого
неолита возникли первые известные науке протогосударственные структуры,
подавляющее большинство которых существовало опять-таки на Востоке, причем не
только Ближнем.
Важно заметить, что до эпохи античности такого же типа протогосударства
были и на территории Европы, в частности в Греции, начиная с микенского периода
ее истории. Едва ли есть основания для сомнений в ближневосточных истоках
раннеевропейской земледельческой культуры, равно как и параметров ее
предантичной государственности. Для доантичной Греции, предстающей перед миром
наиболее ярко со страниц гомеровского эпоса, характерны были примерно те же
отношения, что существовали и в иных ранних протогосударствах, в частности
восточных: господствовали общинные связи, существовали мелкие правители-вожди
(базилевсы и др.), тогда как частнособственнические отношения были еще
неразвитыми. Иное дело — времена античности. Собственно, именно с возникновения
во второй трети 1 тысячелетия до н. э. античной Греции и берет начало дихотомия
Восток — Запад, ибо именно с этого времени греки стали ощущать и фиксировать
весьма заметные отличия своего образа жизни от образа жизни соседних с ними
цивилизованных народов Востока, не говоря уже о нецивилизованных «варварах». К
чему же сводились эти отличия?
Европа и Восток: две структуры, два пути развития
Сложившись на местной «гомеровской» основе, но заимствовав кое-что и извне
(в частности, ориентируясь на финикийский эталон), античное общество
сформировалось прежде всего на базе развитых торговых связей и
средиземноморского мореплавания. То и другое, вкупе с благоприятными
географическими условиями, сыграло, видимо, свою роль в архаической революции,
приведшей к преобразованию доантичной (в принципе близкой к типичной
древневосточной) ст
|
|