рализованном регулировании в форме редистрибуции избыточного 
продукта вела к появлению должностных лиц, обладавших престижем, авторитетом, 
привилегиями и облеченных властью, т.е. очень заметно отличавшихся по своему 
реальному статусу от рядовых производителей.
    Итак, вставший над общиной старейшина приобретает над нею определенную 
власть. Существует множество определений понятия «власть». Классическая формула 
М. Вебера сводится, например, к тому, что власть — это возможность осуществлять 
свою волю вопреки сопротивлению тех, кого это затрагивает, либо при согласии их.
 В триаде престиж — авторитет — власть вершиной и конечной целью амбициозного 
честолюбца является достижение реальной власти, т.е. возможности в конечном 
счете не только руководить, но порой и навязывать свою волю управляемому 
коллективу, что означало достижение высшей точки на общепризнанной шкале 
социальных ценностей. Хотя власть старейшины была так называемой властью 
положения, опиралась только на престиж и авторитет, да еще к тому же довольно 
дорого стоила ее обладателю, к ней стремились многие. И не приходится 
удивляться: шкала социальных ценностей говорила сама за себя — все, кто был 
готов к этому, обычно включались в негласное соревнование за достижение ее 
вершины.
    Но что дальше? Как существует община в окружающем ее мире? Каков характер 
связи ее с соседями, тем более с этнически родственными ей общинами? Что такое 
племя?
    Социологи и антропологи подвергли обстоятельному анализу феномен 
механической солидарности разраставшихся на основе сегментации семейно-клановых 
групп многочисленных родственных кланов в зоне обитания данной этнической 
общности. Базирующаяся на общности происхождения, культуры, языка, спаянная 
ритуальными нормами (обряды инициации, мужские дома, празднества) и 
легендарно-мифологической традицией, такого рода общность, обычно всегда 
именовавшаяся племенем, подчас исчисляется сотнями тысяч. Именно в ее недрах 
фиксируется солидарность, которая реализуется автоматически, но подчиняется 
законам энтропии: сила ее убывает с увеличением дистанции, как социально 
родственной, так и территориальной (феномен убывающей этнической солидарности). 
Консолидирующий импульс здесь возникает лишь в экстраординарной ситуации, чего 
оказывается достаточно для сохранения общности, которая в ординарном, обычном 
состоянии вновь автоматически распадается на аморфную сумму общин — каждая во 
главе со своим лидером, как это наглядно видно на примере общностей тив и нуэр 
в северной Нигерии.
    М. Фрид резонно предложил отказаться от наименования таких аморфных 
общностей племенем и закрепить название «племя» за теми, чья структура близка к 
протогосударственной. Согласно его концепции, конституирующий 
протогосударственную структуру импульс становится устойчивым, если угроза 
общности извне оказывается постоянной,— именно в этом случае возникает племя 
как структура во главе со своим вождем. Но для того чтобы такого рода процесс 
кристаллизации общности произошел, чтобы аморфная общность превратилась в племя,
 требовалось существование рядом с ней сильного соседа, в котором все эти 
процессы уже прошли. Иными словами, племя как политическая структура вторично. 
Но что же тогда первично? Как возникали первые, наиболее ранние надобщинные 
структуры?
    Снова вернемся к общине. Функционируя в пределах данной этнической общности 
и имея тесные обменные, ритуальные, брачно-семейные и иные связи с соседними 
общинами своей общности, каждая община, тем не менее, образовывала замкнутую 
социальную ячейку. Община могла быть связана обменом и с соседями чуждой ей 
этнической общности, но и при этом, естественно, ни о какой интеграции не было 
речи. Когда же и при каких обстоятельствах появился интеграционный импульс 
достаточной силы, чтобы возникла надобщинная политическая структура?
   
   Генезис надобщинных политических
   структур
    Полевые обследования антропологов позволяют реконструировать процесс 
генезиса первичных надобщинных структур на примере замкнутых анклавов, будь то 
Тробриандские острова или Полинезия, а также некоторых африканских общностей. 
Механизм здесь примерно одинаков: в ходе соперничества лидеров соседних общин 
наиболее удачливый берет верх и подчиняет себе остальных, превращая их в 
повинующихся ему руководителей управлявшихся ими прежде коллективов, которые 
выступают теперь по отношению к возникающему протогосударству в целом в 
качестве его региональных подразделений. Но одно дело — процесс в замкнутом 
анклаве, другое — в реальности древнейшего исторического прошлого. Иными 
словами, если в стерильной обстановке процесс мог и подождать, пока общность 
окончательно созреет для интеграции, при условии, что ничто извне этому не 
мешает и никак в это не вмешивается, то в древневосточной реальности, где 
складывались первые известные науке протогосударства, такого рода условий не 
было. Значит, нужно реконструировать обстоятельства, которые могли 
способствовать процессу. Именно этим и занимались многие исследователи на 
протяжении долгих десятилетий, еще со времен Г. Мэна и Л.Г. Моргана, 
предложивших в прошлом веке свои варианты.
    Современная наука исходит из того, что возникновению первичных надобщинных 
структур способствовал комплекс необходимых условий. Так, исходным фактором 
первостепенной важности была оптимальная экологическая среда. Такого рода 
экологический оптимум лучше всего проявил себя в долинах великих рек, 
расположенных в теплом и мягком климате, с плодородными почвами и регулярными 
либо спорадически удобряющими их разливами. Второй необходимый фактор — 
достигнутый обществом определенный уровень производства, включая рациональное 
использование ресурсов, регулярный обмен с соседями,