й аппарат, созданный со временем конфуцианством, был 
действительно уникальным в истории человечества. Но складывался он не сразу. А 
не устоявшаяся еще практика и соперничество различных методов (их было много 
больше, чем названо выше) выдвинули на передний план внутриполитической жизни 
империи после У-ди острую проблему ожесточенного соперничества местной элиты с 
центральной бюрократией. Ослабевавшая в условиях кризиса бюрократия центра 
старалась сохранить в своих руках контроль за администрацией по всей империи, а 
сильные дома, т.е. влиятельные представители местной элиты, всячески 
противодействовали этому. Они выдвигали своих представителей, которые 
стремились, и небезуспешно, комплектовать низшие эшелоны власти, уездные органы 
управления. А так как закрепление на том или ином служебном посту было очень 
выгодным для данной семьи (некоторые из них выдвигали своих представителей на 
ту или иную должность на протяжении ряда поколений и считали эту должность уже 
как бы своей) и оказывалось предметом зависти со стороны соперничавшей с ней, 
то неудивительно, что вскоре остро встал вопрос о праве на должность или, 
точнее, о критериях для назначения на нее.
    Поскольку в самом общем виде критерий был незыблем с древности (мудрые и 
способные), то на передний план вышла проблема оценки кандидата на должность, 
для чего требовались сведения о нем, т.е. мнение о нем его соседей, знавших его 
людей. Так возник в ханьском Китае институт «общего мнения», просуществовавший 
несколько веков и базировавшийся на все более впитывавшихся в гущу китайского 
народа конфуцианских критериях оценки человека, ориентировавшихся на социальный 
идеал цзюнь-цзы. Понятно, что на местах, откуда, собственно, и начиналось 
выдвижение кандидатов на должность, выразителями общего мнения оказывались не 
только в первую очередь, но практически почти исключительно те самые 
представители местной элиты, сильных домов, которые были более других 
образованны, знакомы с конфуцианством. Имея возможность в хороших домашних 
условиях оттачивать свои добродетели и соперничая за право сделать служебную 
карьеру, они активно выдвигали кандидатов из своей среды на вакантные должности.

    Постепенное тесное слияние, даже фактическое сращивание местной элиты с 
низшей (а затем и не только низшей) бюрократией в условиях ослабления 
эффективности централизованной администрации вело к перемещению центра тяжести 
политической жизни страны с центра на периферию. А это еще более усиливало 
позиции местных сильных домов, многие из которых на рубеже нашей эры были 
экономически сильными и крупными хозяйствами, владевшими немалыми землями и 
большим количеством зависимых людей, прежде всего так называемых гостей (бинькэ,
 дянькэ, инкэ), т.е. клиентов, работавших на земле хозяина в качестве 
арендаторов, батраков, подчас даже рабов, а также использовавшихся в качестве 
слуг и стражников, местного ополчения. Словом, ситуация для молодой, 
институционально только складывавшейся империи была весьма затруднительной, в 
некоторых отношениях критической. Помочь решить сложные проблемы могли лишь 
решительные реформы.
    Первая попытка реформ была предпринята в годы правления малолетнего Ай-ди, 
незадолго до начала нашей эры. Эту попытку постигла неудача, что и подстегнуло 
к решительному шагу Ван Мана, родственника одной из императриц, влиятельного 
придворного и ревностного конфуцианца. Отчетливо понимая причины кризиса и 
явственно сознавая, что сил у него мало, он решился на крутые меры. В 8 г. Ван 
Ман низложил очередного ханьского императора, малолетнего Ин-ди, и провозгласил 
императором себя в качестве родоначальника династии Синь. Став императором, Ван 
Ман приступил к реформам, основное содержание которых сводилось к тому, чтобы 
любыми способами подорвать силу и влияние местных сильных домов и, разогнав 
временщиков, резко упрочить позиции государственной власти в империи. Для этого 
в качестве первой и главной меры все земли в стране были объявлены 
государственными, а свободная купля-продажа их была строго воспрещена. 
Конфискованные таким образом земли предназначались для распределения между 
всеми земледельцами страны по принципу зафиксированной в трактате «Мэн-цзы» 
системы цзин-тянь. Эта идеальная система землепользования якобы практиковалась 
в древности и сводилась к тому, что каждый пахарь имел свое поле: центральное 
поле в квадрате из девяти участков по 100 му обрабатывалось восемью 
земледельцами совместно в пользу казны, за что каждый из восьми получал 
окраинные поля по 100 му в качестве личного надела. Утопичность системы не 
смутила Ван Мана, ибо главным для него был не строгий порядок в разделенных на 
квадраты полях, а сам генеральный принцип, заложенный в схему цзин-тянь, при 
котором нет места никаким посредникам между земледельцами и казной.
    Кроме реформ в сфере землевладения и землепользования Ван Ман издал 
специальный указ о ликвидации частного рабства, запрещении купли и продажи 
рабов, которые отныне приобретали статус зависимых. И это тоже было ударом 
прежде всего по сильным домам с их рабами и крепкими патронажно-клиентными 
связями. Впрочем, Ван Ман не отменил рабство вообще, как институт. Напротив, он 
усилил значение государственного рабства; в казенных рабов стали обращать всех 
тех, кто нарушал новые законы либо противодействовал им, кто становился в 
глазах государства преступником. Кроме того, Ван Ман специальным указом снова 
ввел потерявшие уже силу государственные монополии на вино, соль, железо, даже 
кредит. Им были пущены в оборот новые по форме монеты, причем отливка этих 
монет тоже стала монополией государства.
    Реформы Ван Мана по своей направленности были вполне разумными и при умелом 
проведении их в жизнь могли спасти стра