|
ованы в прошлом, включая и считавшиеся у нас долгое время
классическими и потому абсолютно истинными постулаты марксизма, не говоря уже о
вульгарных построениях истматовской теории формаций.
Генезис социальных связей: реципрокный обмен
Человеческое общество, выделяясь из породившей его живой природы, уже на
заре истории противопоставило природным инстинктам культуру, т. е. такую
систему норм, символов и связей, которая стала заметно отличать людей от
животных. Именно культура уже в ее самой ранней форме легла в основу общества,
практически создала общество как совокупность людей, связанных общими
потребностями и целями и взаимодействующих ради их удовлетворения, как в
конечном счете упорядочение, т. е. организацию, основанную на общепринятой и
обязательной системе норм. Но с чего началась сама культура, т. е. нормативная
система, отличная от биологической системы запретов?
Как утверждает известный французский антрополог К. Леви-Строс, первоосновой
социокультурного начала была сексуальная реформа, запрет инцеста, что породило
систему упорядоченных коммуникаций, основанную на принципе эквивалентного
взаимообмена. Обмен женщинами, дочерьми и сестрами, ограничивший беспорядочное
половое общение в рамках первобытного стада и породивший ранние формы жестко
фиксированных брачных связей, способствовал установлению нормативного родства,
в связи с чем были определены старшинство поколений, брачные классы и в
конечном счете основанные на этом родовые и родоплеменные общности.
Фундаментальный принцип эквивалентного обмена-дара стал затем основой основ
существования всех ранних обществ. Обмен словами и знаками-символами '
способствовал становлению определенных норм общения, обмен пи щей и предметами
обихода вел к укреплению социальных связей, к созданию более или менее
устойчивой структуры, без чего складывавшееся человеческое общество просто не
сумело бы выжить.
Процесс генезиса социальных связей, протекавший, видимо, параллельно с
процессом сапиентации и распространения сапиентного человека на ойкумене,
привел к становлению таких ранних форм социальной структуры, реальное
существование которых можно про следить и в XX в. Тот же Леви-Строс, тогда еще
начинающий антрополог, провел в свое время несколько недель с группой индейцев
намбиквара в районе Амазонки. Общность намбиквара, как она была затем им
описана, состояла на неустойчивых локальных групп, состав которых обновлялся
практически ежегодно. Во главе группы из не скольких парных семей с детьми и
ряда неженатых стоял признанный ею глава, в функции которого входило вести,
объединять, организовывать и за все отвечать — будь то выбор стоянки, сезонная
работа или конфликт, не говоря уже о военном столкновении с враждебными
группами. Лидер обязан был все знать и уметь лучше других — по тому он и
избирался лидером. Но главная его функция сводилась к тому, чтобы щедрой рукой
раздавать другим все то, что ему удавалось сделать, добыть, приобрести. В обмен
за эти щедрые раздачи он по закону эквивалента приобретал высокий престиж,
способствовавший его авторитету в группе (слово лидера — закон для остальных).
Кроме престижа на долю главы группы выпадала одна, но весьма существенная
привилегия: право на несколько жен, в отличие от остальных мужчин группы.
Реализация этого права порой создавала половой дисбаланс, но группа мирилась с
этим во имя общих интересов: хороший лидер стоил немалого, а если он оказывался
плох, группа быстро распадалась.
Итак, фундаментальный принцип эквивалентного обмена в описанной структуре
не только активно действует, но и способствует процветанию, даже существованию
группы, являясь условием sine qua non. Дело в том, что полученные в обмен на
щедрую отдачу незаурядной личности престиж и привилегии энергично включают
амбиции способных, являются мощным стимулом для тех, кто хочет включиться (а
хотят не все; Леви-Строс отмечал, что не всякий, на которого падал выбор,
соглашался стать лидером) в соревнование за престиж, отдавая ради этого группе
все свои силы и способности. Соответствен но престиж и авторитет едва ли не с
первых шагов общества становятся своего рода вершиной социальных ценностей. Но
почему все именно так, а не иначе? И насколько подобного рода структура может
считаться типичной, а не случайной?
Причины закономерности ее вскрывают исследования экономантропологов.
Первобытный коллектив охотников и собирателей обычно невелик — в среднем 20—30,
иногда 50 человек. Каждая группа имеет свою территорию обитания в пределах
района, занятого данной этнической общностью, и находится на полном
самообеспечении, хотя при этом она может быть связана взаимообменом с соседями.
Фундаментальный принцип существования локальной группы — ее эгалитарность.
Система добычи, распределения и потребления пищи здесь основана на строгой
уравнительности, но с учетом ролевых функций: между мужчинами и женщинами,
старшими и младшими, взрослыми, стариками и детьми всегда существовало
определенное и строго фиксированное неравенство в потреблении, генетически
восходящее к аналогичному неравенству и в рамках стаи животных. Социальные
права и обязанности членов группы (опять-таки с учетом ролевых функций)
одинаковы. Все имеют голос. Каждый волен принять самостоятельное решение вплоть
до разрыва с группой.
Есть соблазн видеть в этой эгалитарности и свободе принятия решения нечто
вроде первобытной демократии. Стоит заметить, что современная антропология этим
термином, по крайней мере в XX в., обычно уже не пользуется. И не случайно:
гораздо больше оснований говорить о жестком конформизме группы, о строгой
необходимости для каждого полностью соответствовать сложившимся экспектациям
под угрозой изгнания из общества (уже не только из данной группы), чем о
свободе мнений и поведения. Словом, эгалитаризм — эт
|
|