|
ном из районов Кама весьма примечательна. {199}
Тибет — часть Цинской империи
В XIX — начале XX в. Тибет, как и ранее, являлся частью Цинской империи.
Все путешественники, посетившие Тибет в XIX в., и исследователи, писавшие о
Тибете, так или иначе отмечали зависимость Тибета от Цинов. Эта зависимость
могла усиливаться, могла ослабевать, но она существовала постоянно. Постоянно
существовали и атрибуты, выражавшие зависимое положение Тибета. Выбор Далай-лам
и Панчен-лам по жребию из золотой урны, присутствие в Лхасе пинских амбаней,
контроль со стороны амбаней над военными, финансовыми и некоторыми другими
сферами жизни, постоянное присутствие китайских войск, указы цинских
императоров, большинство из которых были обязательны к исполнению, — все это
были ясные показатели зависимости Тибета. В XIX в. Далай-лама регулярно
направлял пинскому императору в Пекин посольство с «дарами»; до 1840 г. это
делалось ежегодно, а позже — один раз в три года [Гюк и Габэ, 1866, с. 217;
Анненская, 1899, с. 208].
Однако Тибет являлся особой частью Цинской империи. Его зависимость
выражалась прежде всего в зависимости Далай-ламы от цинского императора. Тибет
находился вне фискальной и административной общеимперской системы. На тибетской
земле не взималось никаких общеимперских налогов. Существовала своя, тибетская
административная система. В Тибете отсутствовали цинские земельные владения
(императорские земли, например пастбища, как в Монголии; земли амбаней; земли
каких-либо китайских чиновников; земли лхасских, китайских солдат и т.п.).
Цинский двор не мог, в силу ряда объективных причин (географические условия,
дальность расстояния, ослабление самой империи), установить прямое
военно-административное господство в Тибете и был вынужден создать систему
«косвенного управления», которая создавала определенный баланс сил между
местной элитой и представителями центра империи (амбанями) и включала помимо
прочего политику изоляции, символику императорской верховной власти и др.
Тибетская элита монопольно владела тибетской землей, но признавала
зависимость от империи и регулярно посьшала посольства с «данью». «Это
единственная подать, какую тибетцы платят Китаю», — свидетельствовал Свен Гедин
(цит. по [Анненская, 1899, с. 208]). «Дань» эта, опять же, иногда бывала весьма
дорогой [Пржевальский, 1883, с. 239], иногда — незначительной по ее стоимости
[Анненская, 1899, с. 208]. Но так или иначе, она всегда отправлялась. {200}
Тибет являлся данником Цинской империи. В этом плане, на наш взгляд,
нельзя согласиться с мнением Н.С. Кулешова, который писал, что «в указанный
период (с конца XVIII в. до Синьхайской революции) не существовало никакого
„формального сюзеренитета Китая над Тибетом": нет ни одного документа, который
свидетельствовал бы об оформлении такого сюзеренитета» [Кулешов, 1992, с. 17].
С точки зрения европейской международной практики — по форме — да, такого
документа в XIX в. не существовало. Но зависимость Тибета от Цинской империи
была установлена много ранее XIX в., и не было никакой необходимости ее
подтверждать вновь каким-либо официальным документом. Она подтверждалась
фактически каждый раз при церемонии выбора по жребию из золотой урны, при
выполнении указов императора и распоряжений амбаней и т.д. Другое положение Н.С.
Кулешова, на наш взгляд, более адекватно реалиям XIX — начала XX в. В
Заключении книги «Россия и Тибет в начале XX в.» Н.С. Кулешов писал: «За
амбанем, представителем Цинов в Тибете, стояла не просто империя, но древняя
богатейшая китайская цивилизация, частью которой были тибетцы (курсив мой. — Б.
М.). Порвать Тибету с этой цивилизацией было нелегко. Поэтому даже в период
самых суровых и ожесточенных тибетско-китайских военных распрей 1906-1912 гг.
китайский амбань в Лхасе при всей незначительности состоявшего при нем военного
эскорта оставался неприкосновенным. Сложившаяся на протяжении истории
китайско-тибетская общность ограничила вооруженное сопротивление тибетцев
цинским войскам, оно не стало общенациональным движением (курсив мой. — Б.М.).
Китайско-тибетская война не воспринималась в Лхасе как война с Китайской
империей, и цинскому представителю в Лхасе сохранялся его статус до тех пор,
пока само китайское правительство в 1913 г. не упразднило института амбаней»
[там же, с. 249].
Тибет в XIX в. оставался страной средневековья. По уровню развития
материального производства (низкие урожаи и примитивная техника
сельскохозяйственного производства, «непроезжие» дороги, практическое
неиспользование колеса и гончарного крута и др.) и социальных отношений
(большая роль внеэкономического принуждения) Тибет отставал в своем развитии от
большинства окружавших его территорий. Социально-политическая организация
Тибета представляла собой явление, характеризуемое в востоковедении как
«государство-класс». Разумеется, имелись и важные тибетские особенности, первой
из которых являлось то, что это было теократическое государство-класс. Тибет
отставал в своем развитии {201}и от большинства регионов Цинской империи, в
особенности от ее восточных, собственно китайских провинций. Контакты, связи и
отношения с китайским обществом являлись фактором развития тибетского общества.
Это были политические, религиозные, торговые и иные отношения.
Основная масса нетибетцев, ежегодно достигавших Лхасы и вступавших на
территорию Центрального Тибета, состояла из подданных Цинской империи. Это были
паломники, торговцы, солдаты, чиновники, курьеры — монголы и китайцы, в редких
случаях — маньчжуры. Единственной смешанной этнической группой, которая
появилась в Тибете в XIX в., прежде всего в Лхасе, были сино-тибетцы — дети от
китайских солдат и тибеток. Единственные торговые пути для тибетских торговцев
вели в глубь Китая, в Синин, Дацзяньлу и далее вплоть до Пекина с караванами,
везущими тибетскую дань Цинам (в Ладаке торговый представитель Лхасы не выезжал
далее ладакской столи
|
|