емей не наследовали своим отцам, не 
становились монахами и не были усыновлены другими семьями, то они 
рассматривались как простолюдины. Их могли использовать для управления имениями 
семьи. Большинство младших сыновей все-таки становились монахами и лишь 
некоторые — простолюдинами.
        Знатные семьи могли разделяться; в этом случае член семьи, получивший 
свою долю фамильного владения, становился основателем новой фамилии. Число 
знатных фамилий пополнялось и в случае иммиграции в Лхасу представителей 
аристократии из соседних государств и княжеств. Так, например, член королевской 
семьи Сиккима бежал в Тибет, вступил во владение сиккимскими королевскими 
имениями на территории Тибета и основал фамилию Тэрин. Первый министр Сиккима в 
аналогичной ситуации стал родоначальником фамилии Тэлин. Принц Дэргэ, когда его 
княжество заняли китайские войска, бежал в Лхасу и вошел в ряды лхасской знати. 
После бегства Панчен-ламы в Китай в 1923 г. контролируемые им прежде районы 
перешли под прямое управление Лхасы, и «дворяне» этих районов (41 знатная 
семья) влились в ряды лхасской знати [Саrrascо, 1972, р. 130-131,260].
        Наконец, в ежегодно составляемых Кашагом списках чиновников находились 
имена представителей трех богатых тибетских купеческих фамилий: Помда Цан, Саду 
Цан и Цатул Цан. Молодые люди из этих трех семей вступали в брачные отношения с 
представителями знатных фамилий. Семья Помда Цан происходила из Восточного 
Тибета и сохраняла там большое влияние. Она породнилась с семьей Самдуб Побран 
из высшей лхасской знати. Саду Цан были самыми богатыми тибетскими торговцами в 
Калимпонге.
        Молодой дворянин начинал учиться в финансовом управлении и готовился к 
занятию какой-либо должности. Уже в это время ему присваивался седьмой ранг. 
Трижды в год Управление финансов представляло в Кашаг имена подготовленных для 
правительственной службы студентов. Окончательное решение принимали Далай-{178} 
лама или регент. Чиновника назначали на какую-либо должность на три года с 
соответствующим этой должности рангом. Затем следовало назначение уже на другую 
должность, что определялось его успехами, способностями, связями семьи и т.п. 
Помимо системы рангов имелась система почетных титулов. Отцы и братья 
Далай-ламы получали китайский титул гун11. Присваивались также монгольские 
титулы дзасак и тайджи12. Держатели этих титулов, вне зависимости от их 
административных должностей, получали третий ранг, причем имевшие титул гун 
рассматривались как стоящие выше калонов, а дзасаки и тайджи — ниже. 
Специальные привилегии имели и дети дворян из семей, предки которых занимали 
должность калонов. В частности, в период обучения в Управлении финансов они уже 
имели четвертый ранг, а не седьмой, и, разумеется, быстрее продвигались по 
административной лестнице, обычно сами становясь кaлонами. Чиновники высших 
рангов (четвертого и выше) и имевшие почетные титулы участвовали в Национальной 
ассамблее вместе с настоятелями трех великих монастырей.
        Земельные владения дворянских семей были наследственными, но их 
административные должности и политические позиции наследственными не являлись. 
В кругах высшей лхасской знати можно было возвыситься до самых вершин власти, 
стать колоном или регентом, но можно было и пасть с этих вершин, несмотря на 
все привилегии рождения. Последнее особенно относилось к регентам. За этот пост 
среди лхасской элиты постоянно шла борьба, и каждая смена регента 
сопровождалась конфискацией имущества того, кто потерял власть.
        
       Местное дворянство
        
        Помимо лхасских знатных семей существовали и местные дворяне. Под этим 
названием объединены разные прослойки и группы привилегированных. Это и 
наследники древних фамилий в зависимых княжествах, и местные чиновники при 
цзонпёнах, и чиновники низшего ранга в армии, почтовой службе и т.д. Все {179} 
они также владели имениями. В центральных провинциях имелось относительно мало 
представителей подобного местного дворянства. Крестьяне были прикреплены к 
имениям церковных иерархов, монастырей, знати либо управлялись чиновниками, 
назначенными центральным правительством. Например, в районе Пари два цзонпёна с 
двумя казначеями, одним сборщиком налогов и одним секретарем имели дело 
непосредственно со старостами деревень, которых выбирали крестьяне. Но здесь же,
 в Пари, наравне с наследственными деревенскими старостами управляли несколько 
местных вождей, владельцев имений, которые не входили в лхасское 
«бюрократическое» дворянство [Саrrasсо, 1972, р. 134]. В Конпо местные вожди 
управляли большими земельными владениями. Они формально подчинялись 
администрации района, но практически имели больше власти в своих владениях, чем 
местные чиновники. В Цаюле несколько деревень не платили налоги, но находились 
в зависимости от чиновников округа. Жители этих деревень были переселены из 
Центрального Тибета и получили на новом месте землю на льготных условиях. Но 
одна из этих деревень уже была пожалована тибетским правительством за службу 
местному чиновнику. Вдова смещенного правителя Поюла после смерти своего мужа 
получила от правительства Лхасы земельное владение [ibid].
        Более ясную картину системы местного управления можно увидеть в 
Западном Тибете. Провинцией Нгари управляли два светских губернатора, 
назначаемых Лхасой на три года. Резиденцией губернаторов служил город Гарток. 
Губернаторам подчинялись четыре чиновника — правители округов Рутог, Цапаран, 
Даба и Пуран, их также назначали из Лхасы на три года. На всей территории 
провинции почтой заведовал один почтовый чиновник. В провинции находилось много 
монастырских имений, при этом все монастыри являлись «дочерними» по отношению к 
монастырям Центрального Тибета, и, соответственно, всеми мона