удерживали Цзонка и некоторые другие тибетские районы. 
Начались трехсторонние переговоры в Кьироне. Китайцы настояли на том, чтобы и 
Непал и Тибет отправили в Пекин миссии с благодарностью цинскому императору. 
Тибетцы были вынуждены {153} предоставить непальским подданным право 
экстерриториальности и соответственно разрешить пребывание непальских 
представителей в Шигацэ и Гьянцэ [ibid, р. 172]. Тибет обязался выплачивать 
Непалу ежегодную контрибуцию, а Непал согласился освободить захваченные им 
тибетские районы сразу же после получения первой выплаты. Стороны договорились 
снизить стоимость старой неполноценной монеты. Тибетская соль не должна была 
впредь содержать какие-либо примеси, а стоимость соли и риса в будущем 
следовало определять по рыночным ценам. Еще одно неравноправное условие 
пришлось принять тибетской стороне: в соглашении записали, что тибетским 
торговцам отныне запрещается посещать Непал, тогда как непальские торговцы 
могли свободно приезжать в Тибет, и им предоставлялись гостиницы и топливо по 
их выбору. Таким образом, соглашение в Кьироне носило явно неравноправный 
характер.
        Тибетцы выплатили первый взнос контрибуции в 1789 г., и гуркхи ушли с 
тибетской территории. Но в дальнейшем тибетская сторона попыталась уменьшить, а 
затем и вовсе отменить выплату контрибуции. В 1791 г. гуркхи вновь вторглись в 
Тибет. Им удалось занять Шигацэ и Ташилунпо. Маньчжурские амбани предложили 
Далай-ламе и Панчен-ламе переехать в Кам в Чамдо. Но это сделано не было, так 
как в войсках гуркхов вспыхнула эпидемия, и их наступление остановилось.
        Весной 1792 г. в Тибет прибыла 13-тысячная маньчжуро-китайская армия во 
главе с генералом Фу Кан-анем. Гуркхи ушли из Шигацэ. В битве у Кьирона они 
потерпели поражение, китайские и тибетские войска вступили в Непал. Вновь 
начались переговоры о мире. Непал согласился раз в пять лет посылать в Пекин 
посольства с дарами императору. Непальцы должны были вернуть всех пленных и 
награбленное имущество. Шамар-тулку, не дожидаясь своей выдачи победителям, 
отравился. {154}
        
        
     Часть II
     
     Тибет в XIX в.
       
       Далай-ламы и политика изоляции
        
        Прибытие крупной китайской армии в Тибет и победа китайско-тибетских 
войск над Непалом позволили Цянъ-луну укрепить верховную власть Цинов над 
Тибетом. Поскольку и в это время, в конце XVIII в., «статус Тибета оставался 
лишь статусом великих лам» [Мартынов, 1978, с. 227], подчиненных 
непосредственно императору Цинской империи, то и форма укрепления власти 
императора была выбрана соответствующая. В 1793 г. в Лхасу была прислана 
золотая урна и Цянь-лун повелел впредь избирать Далай-лам и Панчен-лам по 
жребию из зодотой урны при участии цинских амбаней.
        Золотая урна была установлена в соборе Джокан в Лхасе. В столице Тибета,
 в Шигацэ и Динри разместились китайские гарнизоны.
        По распоряжению Цянь-луна Далай-лама, Панчен-лама и Кашаг не могли 
представлять петиции непосредственно императору. Они должны были подавать все 
прошения только через амбаней. Отныне вся переписка тибетских властей (даже с 
монголами Кукунора, союзниками Цинов в Тибете) шла под контролем амбаней. Они 
же командовали цинскими гарнизонами и местной тибетской армией, отвечали за 
охрану границ и за недопущение в Тибет иностранцев. Только амбани подписывали 
документы, разрешающие путешественникам находиться в стране; они контролировали 
важнейшие судебные решения и финансовые вопросы.
        Конец XVIII в. стал зенитом реальной цинской власти в Тибете. Своего 
рода символом этой власти стала процедура избрания Далай-лам и Панчен-лам с 
помощью жребия из золотой урны. Цинский император повелел использовать эту 
процедуру; цинский амбань должен был вынимать из золотой урны билетик с именем 
{155} нового перерожденца. Таким образом, высшие сакральные тибетские власти 
определялись с помощью процедуры, предписанной пинским императором, что и 
должно было символизировать верховную власть Цинов над Тибетом. Но так было в 
теории. На практике в XIX в. реинкарнация каждого нового Далай-ламы проходила в 
условиях борьбы. Обязательно применялись традиционные тибетские методы 
определения нового перерожденца. Метод «жребия из золотой урны» использовался в 
большинстве случаев, но не всегда.
        С ослаблением Цинской империи в XIX в. ослабевала и реальная власть 
цинских амбаней в Лхасе. Уменьшались цинские гарнизоны. Амбани были вынуждены 
набирать в солдаты так называемых сино-тибетцев — детей солдат-китайцев и 
тибеток. Эти люди часто даже не знали китайского языка, говорили только 
по-тибетски. Боеспособность местных солдат и их вооружение оставляли, как 
говорится, желать лучшего.
        При столкновениях внутри тибетской элиты и при нападении на Тибет 
амбани часто просто не имели реальных сил, чтобы вмешаться, и бездействовали. 
Донесения амбаней в Пекин не вызывали никакой реакции цинского правительства. В 
XIX в. Цины уже не могли организовать походы многотысячных маньчжуро-китайских 
войск в Тибет, как они делали это в XVIII в.
        После 1793 г. двери Тибета оказались закрытыми для иностранцев. 
Большинство исследователей считают, что политика изоляции стала проводиться 
либо по указанию, либо под влиянием китайцев [Гюк и Габэ, 1866, с. 257; Regmi, 
1961, р. 136; Shakabpa, 1967, р. 173]. Так или иначе, но Кашаг приказал всем 
местным властям и старейшинам общин всеми средствами препятствовать иностранцам 
вступать на территорию Тибета. Политика изоляции проводилась в течение всего 
XIX в. и оказалась большим препятствием для познания тибетцами окружающего мира 
и, соответственно, для познания Тибета окружающим миром. Она, несомненно, 
тормозила развитие тибетского общества. В ее проведении были заинтересованы 
цинское правительство, местные маньчжуро-китайские власти и китайское 
купечест