императора [в делах веры]». Никаких слов о передаче власти над 
Тибетом иерархам Сакья в этом письме нет. Ничего не говорится и о болезни 
Годана.
        Имеется еще версия письма, в котором говорилось: «В этой жизни... нет 
ничего более выдающегося, чем поступать в соответствии с путем царя Джингира 
(Чингиса). Но поскольку [Сакья-пандита] — вежливый лама, который видит тропу 
спасения, [следует] пригласить Сакья-пандиту» [Аhmad, 1995, р. 91].
        Сакья-пандита решился поехать в ставку Годана. Можно уверенно полагать, 
что он сделал это, желая спасти Тибет от разорения, узаконить, если удастся, 
положение семьи Конг и школы Сакья в целом.
        Как раз к этому времени с появлением монголов Тибет в очередной раз уже 
был готов к объединению. Пожалуй, помимо экономических факторов этому 
способствовало формирование в X-XII вв. тибетского буддизма, несмотря на 
разнообразие школ, именно тибетского. Появился репертуар буддийской литературы 
на родном языке, действовало семь монастырей, которые не были изолированы друг 
от друга и связывали страну не только тибетскими учителями веры, но и 
производством общих предметов культа, ремеслами, торговлей, обменом между 
оседлой, полукочевой и кочевой частями населения. Была окончательно 
сформирована тибетская народность, возникло понятие, которое позже выразил 
Далай-лама XIV в своей автобиографии: «Моя страна и мой народ». {83}
        Вместе с Сакья-пандитой поехали к Годану и два его племянника — Лодой 
Гьялцен, 10 лет, и Чагна, 6 лет. По прибытии в Лхасу Сакья-пандита рукоположил 
Лодой Гьялцена в монахи, по преданию, перед той статуей Будды, которую в VII в. 
привезла с собой в Тибет принцесса Вэньчэн — ведь путь-то для всех троих лежал 
в Китай.
        К прибытию Сакья-пандиты Годан построил для него монастырь-резиденцию 
Тулпэ-дэ, этот монастырь существует и поныне. Сакья-пандита прибыл в район 
Лянчжоу в 1245 г., но с Годаном встретился только в 1247 г. — тот находился в 
Монголии на великом курилтае. Тибетский лама как будто действительно излечил 
Годана от какой-то болезни.
        Годан даровал Сакья-пандите власть над всем Тибетом. Следует отметить, 
что Годан действовал не как хан всех монголов, а только как принц чингисид, т.е.
 событие (дарение) носило реально лишь региональный характер, во всяком случае 
первоначально, пока дело не перешло в руки Хубилая.
        Как отмечает проф. Сяо Ци-цин, Юаньская империя не была равнозначна 
империи (государству) ханьской (китайской) нации. Это была империя, управляемая 
монголами, где наряду с ними к господствующей страте общества были отнесены так 
называемые сэму — «цветноглазые», в состав которых входили уйгуры, карлуки, 
кипчаки, тангуты, кидани и чжурчжэни, а также и тибетцы, во всяком случае те, 
которые проживали во «внутренних», китайских землях [Сяо Ци-цин, 1998]. В 
многонациональной империи каждый жил по своим обычаям.
        Почему монголы избрали школу Сакья? По мнению Ш. Виры, «тантрический 
буддизм, исповедуемый ламами из монастыря Сакья, имел в глазах монголов 
определенные преимущества. Во-первых, он был более понятен простым монголам, 
потому что тибетцы приняли буддизм, приспособив его к своему обществу, которое 
было очень схоже с обществом монгольским. Буддизм в Тибете вобрал в себя многое 
из местных верований. Тибетский бон и монгольская беге, как религии народные, 
имели много общего. Тибетский тантрический буддизм с его магическими и 
сверхъестественными элементами бонского шаманизма был более привлекателен для 
монголов-шаманистов. Во-вторых... тибетские ламы, особенно ламы Сакья, 
придерживались старых традиций буддизма и политически были очень активны в 
поисках сотрудничества со светскими властями, в данном случае с монгольскими 
правителями» [Вirа, 1999, р. 212]. {84}
        В данный момент не подвергается сомнению, что среди наставников в вере 
последних императоров Си Ся (ди ши) были и тибетские ламы. Один из них (или 
некоторые из них) после гибели Си Ся в 1227 г. вернулись в Центральный Тибет, 
там же оказались и беженцы из Си Ся. Вернувшиеся из Си Ся ламы симпатизировали 
школе Сакья. Они сыграли большую роль в установлении контактов Сакья с 
монголами. Известно, что принц Годан был признан перерожденцем последнего 
тангутского императора [Sperling, 1987, р. 34-37].
        Получив от Годана власть над Тибетом, Сакья-пандита отнюдь не был 
уверен, что все в Тибете признают ее. Он направил послание светским правителям 
и духовным авторитетам Тибета, в котором не просил о признании власти Сакья, а 
делал упор на возможностях проповеди буддийской веры среди монголов. Взамен же 
рассчитывал на получение помощи монголов в мирских делах: «Царевич сказал мне, 
что, если мы, тибетцы, поможем монголам в делах религии, они, в свою очередь, 
поддержат нас в мирских делах. Таким образом, нам предоставляется возможность 
распространить свою религию все дальше и дальше. Царевич только начал изучать и 
понимать нашу религию. Если я останусь здесь и далее, то я уверен, что смогу 
распространить веру Будды за пределы Тибета и, таким образом, помочь моей 
стране. Царевич позволяет мне без страха вести проповедь моей религии и 
предоставляет мне все, в чем я нуждаюсь. Он объяснил мне, что в его власти 
сделать добро Тибету, а в моей — сделать добро для него. Он полностью доверяет 
мне. В глубине своего сердца я верю, что царевич желает помочь всем странам. Я 
неустанно веду проповедь среди его потомков и сановников, но я стар и вряд ли 
проживу долго. Не бойтесь, ибо я обучил всему, что знаю сам, моего племянника 
Пагпа». Одновременно он припугнул своих соотечественников, сообщив им, что 
«армии монгольского хана бесчисленны», монголы уже завоевали весь мир, и 
поэтому им следует платить дань и нужно сотрудничать с их представителями — сер 
йиг па (тиб. Gser yig ра) — носителями золотых пайцз, удостоверяющих их власть 
[Shakabpa, 1967, р. 64].
        Еще раз подчеркнем, что это не был договор между Монгольской империей и 
ее верховным правителем и Тибетом, это