нные шпионы разнесли по 
дорогам, ведущим от Парсагардских гор, поразительную новость. Великая армия 
Мидии взбунтовалась; ее воины сложили оружие перед царьком Аншана. Мидянин 
Астиаг захвачен в плен персом Киром. Кир не убил Астиага; он не выжег пленнику 
глаза раскаленным железом. Вместо этого Кир заключил его под стражу в своем 
дворце как заложника.

Гонцы, отправившиеся по западным дорогам, сообщили новости в Шушане и поспешили 
в Вавилон, где правил Набонид. Те же, кто поскакал по северной дороге в 
Экбатану, были перехвачены, прежде чем смогли передать свои вести.




КЛЯТВА В МИДИЙСКОМ ЗАЛЕ


Это случилось, потому что Кир не смог заснуть в ночь после своей бескровной 
победы у горных ворот Парсагард.

Поэты закончили хвалебные песни, военачальники отправились в новый лагерь на 
поиски своих подразделений, и праздничные огни искрами вспыхивали в темных 
горах. Один образ беспокоил Кира — жирное лицо Астиага, мокрое от слез в тот 
момент, когда слуги снимали с него доспехи из железных пластин, а он стоял 
перед ними в одной грязной рубашке и штанах для верховой езды. Одно 
воспоминание изводило Кира, настойчивое, как оса. То, что сказал ему повелитель 
войска Гарпаг на рассвете в своем шатре.

Все произошло именно так, как предсказал армянин. В этом сомневаться не 
приходилось. Теперь Гарпаг спал в том же шатре, а Кир размышлял в зале приемов, 
где все еще не было крыши, под наблюдением любопытных охранников. Кир тоже 
утомился, но пытался в тишине отыскать в памяти ускользающие от него слова, 
мучившие его, — ложь, выглядевшую как правда. Действительно Астиаг выглядел 
будто актер, лишенный костюма. После победы. Но победа еще должна была прийти, 
не раньше чем Кир с Гарпагом захватят Экбатану.

Кир думал до тех пор, пока эти слова не стали припевом, как журчание реки внизу.
 Он слушал реку и успокаивался. Река говорила новым голосом, защищала его. И он 
почувствовал, как его дружелюбный фраваши придвинулся ближе, о чем-то 
предупреждая.

Свет вспыхнул в потемках, в которых блуждали мысли Кира. Он негромко засмеялся 
и выбросил руки вверх. Победа придет, когда они захватят Экбатану, но не к Киру,
 а к Гарпагу. Потому что в этом мидийском городе Гарпаг, великий военачальник, 
объявит о бунте персов — да, после того как сам побил их в первом сражении — и 
о пленении Астиага. Там, в своей цитадели, повелитель войска сплотит вокруг 
себя всю силу мидян, он, возможно, — да-да, конечно — назовет своей марионеткой 
какого-либо сопляка из рода Астиага и отречется от Кира Ахеменида как от 
глупого актера, сыгравшего свою роль, а надеявшегося обратить ее в реальность. 
Эту цель Гарпаг прятал за ширмой полуправд, более обманчивых, чем сама ложь. 
Гарпаг мог не сомневаться, что доведет дело до конца, поскольку Астиаг был 
непопулярен, а Кир неизвестен в Экбатане, столице Мидии.

Как только сын Камбиса ясно увидел свой путь, он сразу начал действовать. 
Большой лагерь Парсагард весь спал, кроме Митрадата и вождей Трех племен, 
которых Кир вызвал для срочной беседы, состоявшейся по дороге к северному 
ущелью. За ним следовали все оставшиеся в живых из его сотни, и каждый разбудил 
по одному другу, и все они вели запасных лошадей. Они захватили с собой 
некоторые отобранные у мидян знамена, а также инкрустированные золотом доспехи 
Астиага, дремавшего в жилом дворце Кира, и его нелепый шлем с головой грифона, 
у которого вместо глаз сверкали драгоценные камни. Сам Кир надел лишь шапочку 
персидских всадников, гладкий плащ и держался внутри группы из ста сорока 
избранных наездников.

На следующий день они догнали на северной дороге иностранных гонцов и заставили 
их спешиться, пустив идти пешком позади. Кир понял, что, если никто не будет 
знать о его приближении, помешать ему будет непросто.


* * *

Каравану требовалось тридцать дней, чтобы неспешно добраться от Парсагард до 
главного города Мидии. Но Кир и его спутники объявились у ворот под гранитной 
вершиной Эльванда на пятое утро поездки. В этот ранний час они въехали в город 
беспрепятственно, поскольку казались обычным