ва ты заслуживаешь, чтобы тебя заковали в цепи и посадили на 
кол за воротами Экбатаны, чтобы ты извивался там, как рыба, пока жизнь не 
покинула тебя. Если бы Астиаг был Киаксаром, ты бы закончил именно так.

Если армянин пытался добавить к слабостям Кира страх, то ему это не удалось.

— Но Астиаг — не что иное, как свинья, которая роется в жирных отбросах. Он 
заплатил этой банде пленных скифов, чтобы где-нибудь в степи они лишили тебя 
жизни. Видимо, вмешался твой бог, и вместо тебя они убили моего сына Вартана. — 
Гарпаг поднял тяжелые руки и снова уронил их. — Мой дом разрушен, и в моей 
жизни теперь осталась единственная цель — поставить Астиага на колени.

Внезапно поднявшись, он крикнул через занавеску, закрывавшую вход:

— Эй, псы, кончайте зализывать раны! Поспешите обойти все отряды и сказать, что 
перемирие, заключенное в этом шатре, должно соблюдаться во всей армии и в 
персидском войске. Кир просил меня их предупредить.

Он прислушался к поднявшейся в прихожей суматохе и молча подошел заглянуть за 
боковые занавески. Затем он вернулся на свое место и снова принялся 
разглядывать светильник.

— Дай мне минуту, — прошептал он, почесывая бороду, — и я придумаю, как 
покончить с Мидийской империей.

— На такое дело я тебе дам много минут.

— Да. Теперь, в этот самый момент, никто из находящихся с той стороны занавесок 
не может уверенно сказать, кто кого пленил, ты меня или я тебя. Я позаботился 
избавиться от свидетелей. Можешь подобрать свой нож, Кир. Пусть я буду твоим 
пленником. — Он насупил лохматые брови. — Ты потребуешь сдать мой лагерь. Мои 
армяне послушают меня, а мидяне должны будут подчиниться, понравится им это или 
нет. Посмотрим — предположим, мои войска расположатся позади твоих, и оружие их 
будет сложено где-то неподалеку. Проходит неделя. Рассвет нового дня, Кир. 
Теперь подумаем об Астиаге, появляющемся против нас. Поскольку он послал меня 
вперед сделать грязную работу, то не может напрямую наблюдать за нашими 
действиями. Шпионы? Они повсюду вокруг; но они не смогут причинить нам вреда, 
поскольку докладывают лишь то, что видят. Астиаг слишком долго ласкал женщин и 
не руководил сражениями. Он сразу бросится вперед, чтобы уничтожить тебя, и 
использует всадников как отвлекающий маневр.

— И, увидев, что я выехал вперед один, — добавил Кир, — мои персы поспешат меня 
приветствовать.

— Верно. А гирканцы последуют за ними, посмотреть, что происходит. Они все 
перейдут на твою сторону… Затем, имея кавалерию.., моих вооруженных армян, ты 
окружишь Великого царя и его состоящую из мидян охрану… Не захотят ли они 
получить другого, более умного вождя? Мы сможем им такого предложить. И это 
будет Кир, царь мидян и персов.

Кир рассмеялся:

— Гарпаг, разве не ты говорил мне, что мудрый вождь окружает свои действия 
паутиной лжи? Не пытаешься ли ты сделать именно это и обмануть меня?

Не выказав ни признака гнева, армянин покачал седеющей головой:

— Простые уроки ты усваиваешь очень быстро, Кир. Не сомневаюсь, тебя удивляет, 
почему я, решив предать Астиага, выступил против тебя в кровавой битве две 
недели назад? Это было необходимо, чтобы обмануть Астиага. Толстый сынок 
Киаксара, может быть, ленив, но он не глуп. Он не должен почуять ловушку, 
которую мы готовим ему в этих горах. — Быстрыми шагами подкравшись к занавеске, 
Гарпаг откинул ее. Снаружи не было никого, кроме нескольких раненых персов. 
Удовлетворенный инспекцией, Гарпаг тихо сказал:

— Сын Камбиса, ты должен заучить и второй урок. Когда мы захватим Астиага в 
плен, это может показаться тебе блистательной победой. Но мы захватим всего 
лишь номинального царя, переодетого актера, доигравшего свою пьесу до конца. 
Победа придет к нам, только если мы захватим его город с его сокровищами и 
двором Мидии — прежде чем другие смогут собрать свои силы в Экбатане. — Он 
поднял покрытое шрамами лицо к бледному дневному свету. — Да поможет тебе твой 
бог стать царем мидян и персов! И тогда, Кир, я полагаю, ты поверишь тому, что 
я тебе говорю сейчас.

Поскольку Кир слишком устал и ему надоело слушать Гарпага, он не мог испытывать 
никаких других чувств, кроме надежды.


* * *

Через десять дней всадники из караванов и иностр