ину. Он пытался сделать так, чтобы земля снова приносила урожай.


— В сходных обстоятельствах, — спросил он Кира, — если бы ваши великолепные 
Парсагарды лежали оскверненные в развалинах, разве вы не вернулись бы к могилам 
предков?

Кир подумал, что в его поместье существует немного объектов для разрушения и ни 
один предок пока не оставил на берегу реки своей могилы. Но все же он понимал, 
что чувствовал эламит.

— Конечно, — согласился он.

Неожиданно прекрасная девушка Амитис нарушила приличествующее молчание, 
прошептав:

— О сын великого царя, пощади нас! Ты видел нашу бедность.

С наступлением вечера вожди собрались вокруг Кира, чтобы выбрать наиболее 
благоприятное место для лагеря. При свете дня, сидя на конях, они держали 
шушанцев в своей власти. Спящие, они могли пасть в темноте под ножами эламитов. 
Кир приказал им расположить палатки из обоза вокруг открытых ворот цитадели. 
Тогда, если их атакуют снаружи, они смогут отступить за стену, если нападут из 
дворца, они смогут вскочить на лошадей и ускакать наружу. Верховой охране он 
приказал брать с собой в обход мастифов. Губару он учтиво объяснил, что его 
грубые воины слишком многочисленны и им не стоит вторгаться в дворцовые покои. 
Владетель Шушана поблагодарил царственного Ахеменида за любезность и приказал 
слугам с кухни вынести приготовленную на скорую руку еду, в том числе жареную 
баранину, приправленную гвоздикой, и горы белого риса, подслащенного тушеными 
фруктами. Он знал, что у персов не было принято пить вино. Вежливо выждав паузу 
после еды, Губару со старейшинами и высшей знатью подошел осведомиться о 
причине визита Кира.

Молодой ариец подумал, что эти эламиты напоминают купца-иудея: за учтивостью 
они прятали свои мысли. Не привыкший говорить дипломатично, он высказался 
откровенно: похвалив хорошую работу по восстановлению плодородия земли Элама, в 
конце концов являвшегося зависимой территорией государства Ахеменидов, он 
предложил им защиту Камбиса за выплату ежегодной дани.

Эти эламиты скорее походили на хранителей закона, чем на вождей. Неожиданно 
Губару спросил, не хотел ли бы Кир доставить ему удовольствие и присылать 
ежегодно табун великолепных нисайских лошадей. Кир объяснил, что закон персов 
не позволяет отдавать коней этой породы в другие страны. Услышав эти слова, 
Губару улыбнулся в бороду:

— Однако каждую весну Камбис сам отводит племенных кобыл и жеребцов ко двору 
царя Мидии. Вот это дань.

— Мой царственный отец правит Аншаном в своем праве, — резко возразил Кир. — Он 
дарит белых лошадей просто в знак дружбы с Астиагом Копьеметателем.

Он понял слова Губару как намек, что Элам должен платить дань не персам, а 
правителю Мидии.

— И мы предложим знаки нашего дружеского расположения к благородным и 
победоносным Ахеменидам, — отозвался Губару. Из своего поясного кармана он 
достал небольшой черный камень и стал водить пальцам по клинописи на нем. — «Я, 
Навуходоносор, халдей, — читал он. — Мое правосудие простирается так далеко, 
как и солнечный свет; пусть все, кто слаб и угнетен, прибегнут к моему 
правосудию, говорю я». — И он мягко объяснил, что его воскресающее эламитское 
государство находится под покровительством могучей Вавилонии.

После этого Кир пришел к заключению, что других доводов у него нет. Конечно, на 
следующий день он мог направить асваранцев, чтобы разграбили дома Шушана. 
Однако он помнил умоляющий шепот девушки и решил быть милосердным. Внезапно он 
рассмеялся, почувствовав духовный подъем:

— Хорошо, будем друзьями, правитель Губару! Только подари мне на память один из 
твоих новых сеющих плугов.

Впервые проницательный Губару удивился:

— Клянусь солнцем Иншушинака! Слово Ахеменида прочнее закона, высеченного в 
камне. Кир, я услышал твой обет дружбы.

На рассвете, когда персидские всадники собирали свой обоз, Губару уже 
приготовил для Кира плуг, а также несколько мешков восхитительного риса и 
специй. Как подарок Камбису, объяснил он. Затем он отвел Кира от его людей на 
мост, где шум стремительной реки приглушал слова. В этот момент владетель 
Шушана словно общался с бегущей водой, и черты его напряженного лица смягчились.


— Пастух, — сказал он так тихо, что Киру пришлось напрячь слух, — я не пророк 
из Иудеи, не халдей, читающий судьбу по звездам. Моей душой владеет Элам. Я 
верно служил могущественному строителю и архитектору Навуходоносору, — пусть 
даруют ему боги долгие годы жизни!