ем, чтобы тот прочитал слова. Поэтому через короткий 
промежуток времени наблюдатели увидели, как на возвышение привели молодого 
еврея. Кутилы в зале тут же прекратили шуметь, и в наступившей тишине Валтасар 
спросил о значении надписи рядом с его головой. Имеет ли она к нему отношение?

Имеет, ответил молодой работник-еврей.

— Исчислил Бог царствие твое и положил конец ему.

Раб продолжил пояснения:

— Ты взвешен на весах и найден очень легким. И еще он сказал:

— Разделено царство твое и дано мидянам и персам.

По-прежнему стояла тишина, и взгляды всех празднующих повернулись к Валтасару, 
прогнанному от северной стены теми самыми мидянами и персами. На их глазах 
Валтасар поднялся и приказал отдать прочитавшему надпись платье и цепь.

Не прошло часа, и наблюдавшие за залом садовники стали свидетелями, как был 
лишен жизни сын царя. Это случилось, когда часовые, стоявшие у входа, 
примчались в зал и сообщили о неизвестных врагах, заполнивших двор. Валтасар не 
мог в это поверить. Но надпись на стене привела его в ярость, он схватил первое 
попавшееся оружие и выбежал из зала, не дожидаясь своих воинов. Они вырвались 
из рук женщин и бросились за ним.

Так Валтасар и его товарищи, недостаточно вооруженные, оказались во мраке двора.
 Они были повержены и зарезаны мечами гирканцев, поднимавшихся ко входу. Увидев 
это, женщины завопили; рабы разбежались, крича, что враги выскочили из темноты 
и убили всех господ. Неистовый крик заполнил коридоры дворца. Он позвал к окну 
Римута, инспектора, заставил выглянуть во двор и выскользнуть в направлении к 
своему дому. Он достиг ушей страдавшего бессонницей Набонида в его спальне, и 
царь криком позвал слуг. Но те смогли пробормотать только нечто бессмысленное:

— Они пришли пешими по воде. Нет, за ними следовали факелы, освещали какое-то 
божественное мерцание, словно от золота.

Набонид побежал к верхней части наклонной дороги. Он увидел под собой 
качавшиеся факелы и массу всадников, двигавшихся по воде в русле реки, 
появлявшихся из-под свода, от которого поток опустился. Ни один стражник не 
охранял этот свод, под которым в город втекала только вода.

Когда Набонид узнал о смерти Валтасара, он в страхе побежал, сначала к подвалу, 
чтобы встретиться с Шамурой, а затем со всех ног к дворцовой Конюшне и крытой 
колеснице. По команде царя ворота открылись, и колесница выехала на дорогу к 
Уруку, городу Иштар.


* * *

Бессчетные годы повседневная жизнь Вавилона текла по велению властей. Когда в 
городе узнали о бегстве Набонида и стало известно, как был убит Валтасар, 
главные министры заперлись в своих дворцах на улице Мардука, гадая, что же 
будет дальше. Некому было отдавать приказы гарнизонным начальникам, которые 
спали или наблюдали за равниной на внешних стенах. Во многих кварталах города 
люди проспали события и не подозревали, что вчерашняя власть прекратила свое 
существование.

Когда сидевшего в кресле Губару вынесли из реки, эламиты двинулись через двор 
во дворец. Сопротивления они не встретили никакого. Губару вошел в зал торжеств 
и уселся на пустое ложе Валтасара. Он немного устал после долгого ночного 
перехода. В первую очередь он приказал очистить коридоры от слуг и захватить 
сокровищницу. Когда его военачальники спустились в подвал, где хранились 
плененные боги, они испытали благоговейный страх перед этими величественными 
фигурами. Они спросили женщину, стоявшую у единственного светильника, несет ли 
она здесь дежурство.

Шамура, дочь Набонида, ответила:

— Нет, мое дежурство закончилось.

Она вытащила из-за пояса кинжал и, когда эламиты бросились к ней, вонзила его 
себе в грудь и упала перед ними замертво, окрасив плитки пола под изваяниями 
своей кровью.

На рассвете Губару издал первое воззвание:

— Наступает новый день. Пусть каждый, как прежде, занимается своим делом; пусть 
никакие ворота не закрываются, и никто не появляется на улице с оружием. Война 
в Вавилоне закончилась, снова наступили мир и спокойствие. По распоряжению Кира,
 Великого царя.

Вслед за этим носильщики спустились на пристань, к реке, вода в которой снова 
поднималась. Плоты и ялики, как обычно, стали подвозить зерно и рыбу; по улицам 
понесли свои грузы вьючные животные. Когда Биржа над пристанью открылась, 
банкиры собрались в портике, обмениваясь новостями и пытаясь продать свои доли 
храмовой собственности, поскольку считали, что победители-персы, будучи 
язычниками, конфискуют все сокровища храма. Однако Якуб Эгиби имел иное мнение 
и скупал доли в собственности Мардука.

Находившийся на стенах гарнизон по