и от обыкновенных. Если при жизни 
правителя Китая именовали по названию девиза правления (нянь-хао), то после 
смерти ему давали храмовое имя (мяо-хао), под которым он и становился известным 
в китайской истории. Например, с 1851 по 1861 г. страной правил император по 
имени И Чжу, однако его именовали по девизу правления — Сяньфэн. В 1875—1908 гг.
 на престоле находился император по имени Цзай-тянь под девизом правления — 
Гуансюй.
      
      Престолонаследие в феодальном Китае шло исключительно по мужской линии: 
царствующий монарх определял себе преемника из собственных сыновей. Однако 
наследник трона не объявлялся заранее и необязательно должен был быть старшим 
сыном. Так, Шуньчжи (1638—1661) был девятым сыном, Канси (1654—1722) — третьим 
сыном, Юнчжэн (1678—1735) — четвертым сыном, Цзяцин (1760—1820) — пятнадцатым 
сыном, Даогуан (1782—1850) — вторым сыном.
      И хотя наследник престола заранее не объявлялся, не исключались интриги и 
борьба за трон, о чем свидетельствуют многочисленные факты, зафиксированные в 
китайской истории. Для иллюстрации приведем один из них.
      Император Канси на старости лет все чаще стал задумываться о наследнике 
престола. Многочисленные наложницы одарили его большим потомством — 24 
сыновьями. Кому же из них суждено было стать наследником трона? Император стал 
внимательно присматриваться к сыновьям и проверять их способности. С этой целью 
он давал им разнообразные поручения и требовал точного их исполнения.
      По наблюдению Канси, его четырнадцатый сын Янь-хуан был наиболее 
способным из всех, а четвертый сын Янь-чжэн отличался грубостью, упрямством, 
своеволием, властолюбием и коварством. Отец возненавидел последнего и не мог 
равнодушно переносить его присутствие.
      За год до смерти Канси почувствовал сильную слабость. Недомогание все 
усиливалось, начались обмороки. Император не покидал постели. Каждый из его 
сыновей старался угадать: кто же из них будет определен наследником престола? 
Хитрый и властолюбивый Янь-чжэн понимал, что у него меньше всех надежд на 
занятие трона, и он решил действовать.
      Здоровье императора Канси с каждым днем становилось все хуже. Наконец ему 
стало настолько плохо, что не оставалось никакого сомнения в наступлении смерти.
 В спальне императора был полумрак, горел только один фонарь, чтобы не 
раздражать глаза больного. Все углы и закоулки спальни, образованные мягкими 
висячими драпировками, тонули во мраке, и только небольшая часть комнаты слегка 
освещалась рассеянным светом матового фонаря.
      Император созвал высших сановников и своих сыновей и дал им последние 
наставления.
      — А теперь, — сказал он, откинувшись в изнеможении на подушки, — исполним 
обычай. Принесите мне тушь, бумагу и кисть. Я напишу, кому после меня править 
Поднебесной.
      Тотчас же в спальню умирающему принесли с натертой уже тушью нефритовую 
тушечницу, кисть с рукояткой из слоновой кости и большой лист шелковой бумаги с 
нарисованными сверху двумя драконами, готовыми проглотить солнце. Все это 
положили на пододвинутый к изголовью кровати табурет, покрытый желтым шелковым 
покрывалом.
      — Оставьте меня все и не приходите, пока я не позову, — повелел Канси 
слабым голосом.
      Император безмолвно лежал на постели. Его рука приподнялась и стала 
сбрасывать с груди толстое одеяло. После долгих усилий ему удалось, наконец, 
сесть на край кровати и спустить вниз ноги. Он протянул руку к кисти — рука 
дрожала и движения ее были неуверенны. Взяв кисть, Канси обмакнул ее в жидкую 
тушь, растертую на тушечнице, и, напрягая усилия, написал на шелковой бумаге 
три крупных иероглифа: «ши-сы-цзы», что означало «четырнадцатый сын». 
Ослабевший император выронил кисть из руки, упал на постель и погрузился в 
забытье.
      В это время в императорскую спальню пробрался Лун Кэдо — верный 
прислужник четвертого сына Янь-чжэна. Он взял лежавшую на ковре оброненную 
императором кисть и на императорском завещании, которое находилось на табурете, 
сделал поправку. На китайском языке число «четырнадцать» состоит из двух чисел 
— десять и четыре. Лун Кэдо цифру «десять» переправил на иероглиф, означающий 
частицу порядкового числа, и тогда вместо «четырнадцатый сын» получилось 
«четвертый сын». Сделав такое исправление, он, крадучись, удалился.
      Прошло немного времени и находившийся в полузабытьи император услышал 
чьи-то приближающиеся шаги. Это оказался его четвертый сын Янь-чжэн.
      Канси меньше всего ожидал четвертого сына, к которому питал неприязнь. 
Страшная злоба охватила умирающего. Он быстро сел на кровати и задыхающимся от 
волнения и душившей его злобы голосом мог только проговорить:
      — Что тебе здесь надо?
      Янь-чжэн, увидев шелковую бумагу на табурете, молниеносно сделал 
несколько шагов по направлению к кровати и устремил взгляд на написанные 
иероглифы. Не говоря ни слова, он упал на колени перед отцом. Император поднял 
подушку и с силой бросил ее в распростертого на полу сына. От сильного волнения 
умирающий потерял сознание и, бездыханный, упал на постель.
      Когда приближенные осмелились войти в спальню, то увидели на кровати 
холодеющее тело императора. На полу лежали подушка и кисть, а на шелковой 
бумаге было написано три иероглифа: «ди-сы-цзы», т. е. «четвертый сын».
      Императорские сыновья были поражены, узнав о предсмертном завещании отца. 
Все знали: покойный не любил Янь-чжэна и у него не было никаких шансов 
сделаться наследником трона.
      Братья собрались на совет, чтобы решить — что же предпринять? Но