Н. И. КОНРАД
ЯПОНИЯ. НАРОД И ГОСУДАРСТВО
Исторический очерк
ЯПОНСКИЙ НАРОД, ЕГО СОСТАВ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ *)
    Вопрос о составе и происхождении японского народа, т. е. того 
антропологически, этнографически и культурно-исторически целого, которое с 
давних пор является носителем всего исторического процесса и выступает в 
настоящее время как единый и неделимый этнический субъект, к тому же это 
единство особенно подчеркивающий и чрезвычайно им гордящийся, — может считаться 
вполне закономерно поставленным и в области специально исторического 
исследования. 
    Несомненно, по своему существу и по характеру тех методов, с помощью 
которых может продвигаться вперед его раскрытие и освещение, — вопрос этот 
принадлежит прежде всего антропологии, этнографии, после этих последних — 
лингвистике, сопряжен самым теснейшим образом с археологией; и тем не менее, он 
имеет существеннейшую важность и для японской истории, особенно в той ее части, 
которая ближайшим предметом своего внимания считает культуру, ее состав и ее 
развитие. Более того, его постановка совершенно необходима — и при этом в самом 
же начале — и для исторического исследования, если только оно хочет чувствовать 
себя с первых же шагов на твердой почве. 
    Эта необходимость выясняется прежде всего при попытках определить начальный 
пункт, исходный момент исторического бытия японского народа. Где началось это 
бытие, где искать его истоки, к какому месту возводить здесь тот исторический 
процесс, который подошел вплотную к нашему времени и соприкоснулся 
территориально и хронологически с историей Запада? С какого момента начинать 
историческое повествование, какое событие считать началом «истории», к какому 
хронологическому пункту отнести исток того процесса, который так широко 
развернулся впоследствии и ныне вышел из берегов собственно Японии? 
    Для решения вопросов о времени и месте начала японской истории проблема 
этнического состава и происхождения японского народа является несомненно 
основной, и избегнуть ее не могли ни японские историки дореформенной Японии, ни 
тем более современные ученые японцы, занимающие кафедры отечественной истории в 
японских университетах. 
    Тем более же важна она для определения происхождения и составных элементов 
японской национальной культуры, — и нынешние историки культуры, как японцы, так 
и особенно европейцы потратили не мало трудов, а еще больше остроумия на 
посильное освещение этой этнической проблемы. 
    Не меньшее значение имеет эта же проблема и для успешного пользования 
древнейшими историческими и историко-культурными памятниками — этого основного 
условия исторической науки. Мы имеем перед собою в настоящее время ряд таких 
памятников — то чисто археологических, в виде находок в курганах, остатков 
пещерных жилищ и т. п., к сожалению, пока не очень многочисленных и ждущих 
лучшей обработки; то исторических или историко-географических, как, например, 
древнейшие историко-мифологические своды и хроники Кодзики и Нихон-секи, или 
географически-этнографические описания, вроде серий так наз. Фудоки; имеем ряд 
чисто мифологических построений и систем, содержащихся в тех же Кодзики и 
Нихонсеки и могущих быть предметом и исторического исследования. Перед нами, 
наконец, устная религиозно-мифологическая традиция, незыблемо хранящая многие 
отголоски отдаленного прошлого и дающая иногда ключ к тем же письменным 
памятникам древней мифологии. Мы знаем даже письменное закрепление этой 
традиции в форме позднейших записей, своеобразную фиксацию ее в наименованиях 
божеств народной религии и мифологии. 
    Этих памятников, как исторических, археологических, так и этнографических 
японская историческая наука знает уже очень большое число и давно уже 
обосновывает на них целый ряд своих положений и гипотез. Тем более же они 
получают важное значение при обращении с ними с помощью аппарата европейской 
исторической методологии, прикосновение которой, может быть, впервые откроет их 
истинное лицо, — содержание и ценность. И, конечно, при первой же попытке 
использовать их для целей исторического изучения, сам собою ставится вопрос об 
этническом составе японского народа, так как лишь в связи с ним, в тесной 
зависимости от его решения, может быть произведен надлежащий анализ содержимого 
этих памятников, т. е. положены первые прочные камни в основу всей японской 
истории. 
    Существенно важным этот вопрос является и для определения природы носителя 
исторического процесса в Японии, — самого японского народа, именно с того 
момента, когда он стал «японским», начал выступать в вышеуказанном смысле 
законченного этнического целого, в каковом положении его застает уже самая 
ранняя заря его исторического существования. Мы с легкостью можем определить 
почти все исторические культурные наслоения за время существования японского 
народа, как определенной этнической единицы, — нам в большей части ясно их 
происхождение и содержание, но все эти наслоения попадали на известную 
национальную базу, и, в результате, мы часто видим процесс значительного 
перерождения, трансформации этих наносных элементов, произведенных силою 
основной этнической природы японского народа. Часто же эти привнесенные извне 
элементы, оставаясь сами по себе в неприкосновенности, вступают на путь 
совершенно особого развития, сравнительно с тем, что мы наблюдаем на их родине, 
или же в странах, где они также успели занять прочное место в истории и 
культуре. Таковую судьбу испытали почти все заимствования, откуда бы они ни шли 
из Китая ли, из Индии, из Кореи; история японского буддизма, японского 
конфуцианства, японского искусства дает нам ряд убедительных свидетельств таких 
трансформаций и особых путей развития и выявления. То же начинает наблюдаться и