с последним по времени наслоением — европейской культурой, в процессе 
заимствования и усвоения которой, и особенно в процессе приложения которой к 
решению исторических и культурных задач, поставляемых «текущим моментом», — 
начинают наблюдаться уже довольно ясные контуры ее характерной трансформации. 
Этническая природа японцев дает себя знать на всем протяжении японской истории, 
во всем процессе развития японской культуры; ее понимание — основная 
предпосылка для точного уяснения себе содержания этого процесса, решение же 
проблемы этнического состава и происхождения японского народа — важнейшая база 
для сколько-нибудь обоснованного суждения об этой природе. 
    В тесной связи с вопросом об этнической природе, решение или освещение 
которого дает возможность правильно понять ту претворяющую силу нации, которая 
превратила многое чужое и чуждое в свое, как будто бы национальное, — находится 
и надлежащее понимание основных линий развития исторического и культурного 
процесса, общий уклад народной психологии, являющийся, с одной стороны, 
результатом, а с другой — возбудителем. Народ может быть вовлеченным в ту или 
иную культурную или историческую конъюнктуру, но может и сам ее вызвать. 
Японская история — в том содержании, которое нам уже известно, рисует наглядную 
картину этих основных тенденций развития: мы можем их прочувствовать и вскрыть 
в каждой почти крупной эпохе исторического бытия Японии. И поскольку эти 
основные линии предопределяются антропологией и этнографией, постольку 
существенно важным оказывается и основной вопрос — об этническом составе 
японского народа. 
    Таким образом, и в отношении определения начального момента истории и места 
ее зарождения, и в целях надлежащей расшифровки древних памятников, могущих 
дать материал для истории, и с точки зрения необходимости уяснить себе, как 
предварительный шаг, сущность самой этнической природы японской нации, и, 
наконец, для прослеживания в самом историческом процессе характерных 
специфических для Японии тенденций развития, могущих считаться основными, — 
всюду нужен этот этнический вопрос, разрешение которого подводит впервые 
устойчивую почву под все построения и предположения этих отраслей исторического 
исследования. 
    Вопрос этот обычно формулируется так: считать ли японцев, т. е. тот народ, 
который уже с древнейших времен выступает, как определенное исторически и 
этнически целое, — одним племенем, или же агрегатом, соединением, слиянием 
нескольких различных племен; в первом случае — является ли он исконным 
обитателем территории нынешней и исторической Японии, или же он — народ 
пришелец, народ завоеватель, и в таком случае — где его первоначальная родина; 
если же верно второе — из каких этнических элементов он образовался, 
результатом слияния каких племен он явился, и где искать родину этих племен — в 
собственно Японии, или же опять где-нибудь в другом месте? 
    Вопрос этот издавна служит предметом самых серьезных исследований, 
пристального внимания и оживленной научной полемики. С тех пор, как японцы 
заимствовали из Европы наряду с рядом культурных институтов и европейскую науку,
 овладели в сфере истории ее методологией, они приступили к работе над этой 
проблемой, уже освобожденные от всяких связующих политических и религиозных 
предпосылок, сковывающих свободу научного исследования. И за все время новой 
Японии вопрос этот почти не сходит со страниц научных журналов, освещается в 
специальных монографиях и просачивается даже на столбцы периодической печати 
общего характера. Серьезно поставленные и чрезвычайно ценные по содержащимся в 
них историческим и этнографическим материалам журналы: Сигаку-Дзасси 
(«Исторический журнал») и Дзинруйгаку-Дзасси («Антропологический журнал») 
занимают в этом смысле первое место. 
    При этом обычно мы наблюдаем такую картину: время от времени появляется 
какая-нибудь работа по этому вопросу, либо по новому, ставящая его, либо 
привлекающая к его решению новые материалы — и, как от камня, брошенного в воду,
 сейчас же начинают расходиться круги все шире и шире, так и в специальной 
литературе немедленно же появляются отзвуки, отголоски этой новой работы, в 
виде полемики, дополнений, разъяснений и т. п. После такого оживления наступает 
некоторое затишье, до тех пор пока новое исследование вновь не взбудоражит 
ученый мир антропологов, археологов и историков. Такое периодическое оживление 
— характерная особенность истории вопроса, и по сумме того материала, который 
дается каждой такой полосой, всегда можно установить состояние науки в данный 
момент в этой области и проследить этапы в эволюции самого вопроса. 
    Такая полоса оживления, которая наиболее интересна для нас в виду 
несомненно полной научности самих подходов к вопросу и большого количества 
материалов, привлеченных для его разрешения, начинается впервые работой 
профессора Кумэ, опубликованной под заглавием: «Четыре главных народности 
Японии» *). Вслед за этой основополагающей статьей воспоследовал ряд других 
важных работ: того же Кумэ — «История расселения четырех главных племен Японии» 
*); проф. Нумада под названием: «Новая теория расового происхождения японцев» 
*); в связи с этим же в «Историческом журнале» появилась большая статья проф. 
Иноуэ *); статья Ямадзи в газете «Кокумин-Симбун», — все на ту же тему о 
первоначальном составе японского народа. После некоторого затишья полемика 
несколько раз возгоралась вновь, причем число участников все более и более 
возрастало; целая плеяда историков и антропологов приняла живое и плодотворное 
участие в освещении проблемы. Главными из них оказались профессора Кита, 
Кобаяси, известный антрополог Цубои и даже некоторые европейцы, в частности и в 
особенности — германский антрополог Бэльц. Таким образом, к нашему времени 
создалась обширная литература, чрезвычайно разнообразная по своему качеству и 
по объему. Здесь и небольшие заметки, статьи, главы отдельных трудов, и целые 
самостоятельные монографии; здесь мы находим и археологический подход к решению