на 
какой решились по отношению к нему самому.
      3. Братья страшно встревожились и испугались, предполагая, что им 
угрожает величайшая опасность; при этом они, конечно, были далеки от мысли о 
брате. Придя несколько в себя, они стали оправдываться во взводимых на них 
обвинениях, причем от имени всех их как старший начал речь Рувил. «Мы, – сказал 
он, – явились сюда без всяких преступных замыслов и нисколько не злоумышляя 
против царя, но для того, чтобы найти здесь спасение и помощь в постигших 
страну нашу бедствиях; при этом мы рассчитывали на ваше человеколюбие, так как 
слышали, что тут производится продажа хлеба не только жителям собственной 
страны, но и чужеземцам, и так как узнали, что вы решили оказать поддержку всем 
в ней нуждающимся. А что мы братья и что в нас течет одна и та же кровь – это 
явствует уже из нашего между собою сходства, которое, конечно, не случайное; 
отец наш Иаков, еврей, у которого нас двенадцать человек сыновей от четырех жен.
 Когда все мы были вместе, нам жилось хорошо; когда же умер один из наших 
братьев (именно Иосиф), то дела наши приняли дурной оборот, так как и отец наш 
глубоко о нем скорбит, и мы сильно опечалены как его потерею, так и горем 
престарелого отца. Теперь же мы явились сюда для закупки, поручив уход за отцом 
и заведывание нашим домом младшему своему брату Веньямину. Ты сможешь сам 
убедиться в том, сказали ли мы тебе правду, если только пошлешь к нам домой».
      4. Такими словами Рувил старался расположить Иосифа в свою пользу. Тот же,
 узнав, что отец еще жив и брат не убит, приказал посадить их в тюрьму, как бы 
для того, чтобы при случае подвергнуть их допросу под пыткой. На третий же день 
он велел их привести и сказал: «Так как вы настаиваете на том, что явились сюда 
без злых умыслов против царя, называете себя братьями и приводите даже имя 
вашего отца, то вы заставите меня вполне поверить этому, если оставите у меня 
одного из своих братьев, которому здесь не будет причинено ни малейшего зла, 
отвезете хлеб к отцу своему и затем вернетесь сюда назад ко мне совместно с тем 
своим братом, которого, как вы утверждаете, вы оставили там; это и будет 
доказательством истины [ваших заявлений]». Тогда братья переполошились еще 
более, разрыдались и стали друг друга укорять в гибели Иосифа, говоря, что им 
послана эта беда в виде наказания Господа Бога изза него. Рувил же стал им 
особенно усердно указывать на тщетность такого изменения мыслей, от которого 
Иосифу уже не будет никакой пользы, и стал настойчиво требовать, чтобы они 
твердо переносили свое горе, которое послал им Господь в возмездие за Иосифа. 
Так говорили они между собою, не предполагая, чтобы Иосиф понимал язык их. 
Вследствие слов Рувила всех охватило глубокое раскаяние в совершенном поступке, 
за который, по их убеждению, они теперь, по постановлению Господа Бога, терпят 
заслуженное наказание. Видя их в таком беспомощном состоянии, Иосиф сам горько 
заплакал, но, не желая это показывать братьям, удалился, а затем уже снова 
вышел к ним. Удержав Симеона в качестве заложника и поручителя в возвращении 
братьев, он дал им возможность закупить хлеб и позволил уехать, причем повелел 
своему слуге тайно вложить в их мешки деньги, которые они привезли с собой для 
закупки хлеба, и дать им уехать с ними.
      5. Слуга исполнил повеление. Прибью в Хананею, сыновья Иакова рассказали 
отцу все случившееся с ними в Египте: как их приняли за соглядатаев, как они 
рассказали, что они братья и явились, оставив одиннадцатого брата дома у отца, 
как они оставили Симеона у правителя [египетского], пока Веньямин не явится к 
последнему в подтверждение справедливости их слов. Затем они стали упрашивать 
отца, чтобы он без опасения отпустил с ними юношу. Иаков же был вне себя от 
того, что сделали сыновья его, и, горюя о задержании Симеона, считал безумным 
подвергнуть той же участи и Веньямина. И несмотря на все упрашивания Рувила и 
на то, что тот предоставлял ему в полное распоряжение своих собственных детей, 
так что, если бы с Веньямином приключилось чтонибудь во время путешествия, дед 
мог бы убить их, старик всетаки не соглашался. Братья же были в крайнем 
смущении от всех этих несчастий, а еще более смущали их деньги, которые они 
нашли скрытыми в своих мешках с хлебом. Когда же привезенный ими хлеб стал 
приходить к концу, а голод все более усиливался, Иаков в такой крайности 
решился отпустить с братьями Веньямина, так как им нельзя было вернуться в 
Египет, не исполнив возложенного поручения. Он при существовавших условиях не 
имел возможности поступить иначе, тем более что бедствие росло с каждым днем, 
да к тому же присоединялись неотступные просьбы сыновей. Особенно Иуда, человек 
по природе крайне решительный, стал настаивать на том, что Иакову не подобает 
ни бояться за брата, ни предполагать ничего опасного [для него], так как все, 
что бы ни случилось с братом, будет зависеть от воли Господа Бога, даже если бы 
он и оставался у него здесь дома; при этом он стал уговаривать его не осуждать 
[всех] их таким образом на явную гибель и своим безрассудным страхом за сына не 
лишать их возможности получить хлеб от фараона, тем более что следует подумать 
и о спасении Симеона, как бы тот не погиб изза удержания Веньямина от 
путешествия. Когда Иуда продолжал убеждать старика доверить сына и его судьбу 
Господу Богу, говоря, что он сам либо вернет его ему живым и здоровым, либо 
умрет вместе с ним, Иаков согласился, доверил им Веньямина, дал им двойную 
плату за хлеб и велел отвезти в подарок Иосифу произведения Хананеи: бальзам, 
мирру, пряности и мед. При отъезде сыновей с обеих сторон было пролито много 
слез: отец беспокоился, вернутся ли его дети здравыми из путешествия, они же 
боялись, как бы им застать [при возвращении] отца еще в живых, а не умершим от 
глубокой по ним печали. Такое горе удручало их весь первый день; старик 
пребывал в своей скорби дома, сыновья же держали путь к Египту, облегчая свою 
настоящую печаль надеждой на лучшее будущее.
      6. Когда они прибыли в Египет, их повели к Иосифу; при этом они 
натерпелись немало страху, как бы их не посадили в темницу по обвинению в 
преступном, самовольн