будущему счастью 
его, тогда как они по праву могли бы сделаться участниками этих благ: ведь они 
не чужие ему, но близкие родные. На все, что Господь Бог дарует Иосифу, им 
следовало бы смотреть, как на дарованное и им самим; поэтомуто, следовательно, 
они могут быть убеждены и в том, что гнев Господен будет ужаснее, если они 
убьют человека, которого сам Предвечный счел достойным столь великих будущих 
благ, и если они тем самым отнимут у Господа Бога того, которого Господь 
собрался одарить такими милостями186.
      2. Такими и еще более настоятельными просьбами Рувил пытался удержать их 
от братоубийства. Когда же он убедился, что от его слов они нисколько не 
смягчаются, но даже еще более спешат избавиться от Иосифа, то он стал 
уговаривать их какнибудь облегчить ему самый способ смерти. Конечно, было бы 
лучше, говорил он, если бы послушались его первоначальных убеждений; раз они 
непременно настаивают на необходимости во что бы то ни стало убить брата, то 
они, по крайней мере, не навлекут на себя столь тяжкой вины, если послушаются 
теперь его совета: таким образом они хотя и достигнут своей цели, но всетаки 
более легким способом. Именно он стал упрашивать их лично не налагать рук на 
брата своего, но бросить последнего в близлежащую цистерну и дать ему там 
умереть: таким образом они, по крайней мере, выгадают то, что не запятнают рук 
своих его кровью. Получив на это согласие братьев, Рувил взял Иосифа и на 
канате осторожно спустил в цистерну, в которой, кстати, не было воды. Сделав 
это, он удалился, чтобы пойти искать удобных пастбищ.
      3. Между тем Иуда, также один из сыновей Иакова, увидел арабских купцов 
из племени измаильского, которые везли пряности и другие сирийские товары в 
Египет из Галаада, и дал, ввиду отсутствия Рувила, братьям совет – вытащить [из 
цистерны] Иосифа и продать его арабам, потому что таким образом Иосиф умрет на 
чужбине среди иностранцев, а они сами не запятнают рук своих его кровью187. И 
так как предложение это им понравилось, то они извлекли Иосифа из цистерны и 
отдали его купцам за двадцать серебреников188. Иосифу было тогда семнадцать лет.
 Рувил же ночью пошел к цистерне, имея в виду тайком от братьев спасти Иосифа. 
Когда же Рувил на зов свой не получил ответа, то очень испугался, что братья 
убили мальчика после его ухода, и стал осыпать их упреками. Когда же те 
рассказали ему все дело, Рувил несколько успокоился.
      4. После того как братья поступили таким образом с Иосифом, они стали 
советоваться между собою, что им делать, чтобы отвратить от себя подозрение 
отца. И вот они решили разорвать и забрызгать кровью козла одежду, в которой 
явился к ним Иосиф и которую они сняли с него, когда спустили его в цистерну, 
отнести ее к отцу и сказать, что Иосифа, вероятно, разорвали дикие звери. Решив 
это, они явились к старцу, который между тем уже получил известие о несчастии, 
приключившемся с сыном189, и сказали, что не видали Иосифа и не знают, какая 
беда постигла его, что они нашли эту забрызганную кровью и разодранную одежду 
его, откуда у них возникает подозрение, что он погиб от лютых зверей, если 
только он в ней был послан из дому. Иаков, который до тех пор питал еще слабую 
надежду, что, быть может, Иосиф попался комунибудь в руки и уведен в рабство, 
потерял теперь и ее, когда убедился, что одежда (в ней он узнал именно ту, в 
которой послал сына своего к братьям) служит непреложным знаком его смерти, и 
стал с тех пор оплакивать юношу, как безусловно умершего. И он печалился о нем, 
как будто то был его единственный сын и как будто он лишился всякого другого 
утешения, полагая, что Иосиф был разорван дикими зверьми раньше прихода своего 
к братьям. И вот он облекся в мешок и был так удручен печалью, что сыновья 
никак не были в состоянии утешить его, и не прекращал, несмотря на полное 
истощение от трудов, постоянного изъявления своего глубокого горя190.
      
Глава четвертая
      
      1. Иосифа купил у купцов191 Петефрес, египтянин, один из заведующих 
кухнею фараона192. Он относился к Иосифу с полной предупредительностью, стал 
обучать его разным вещам, как будто бы тот был человеком свободным, и велел 
кормить его гораздо лучше, чем подобало рабу. Наконец он сделал его заведующим 
всем его домом.
      Иосиф пользовался всеми этими преимуществами, но не отступал, несмотря на 
этот поворот к лучшему в его судьбе, от обычной своей добродетели и даже 
доказал, что рассудительность вполне может померяться со всеми превратностями 
жизни, если обладаешь ею в чистом виде, а не сообразуешь ее только со случайно 
удачно сложившимися обстоятельствами.
      2. Дело в том, что когда жена его господина, влюбившаяся в него за его 
красоту и ловкость, с которой он исполнял все даваемые поручения, и полагавшая, 
что, если она сообщит ему об этом, легко убедит его сблизиться с нею и что он 
даже сочтет такое желание со стороны своей госпожи за счастье (она имела в виду 
только его положение раба, но не сообразила, что Иосиф, несмотря на перемену 
своего общественного положения, не изменил своих взглядов на вещи), открыла ему 
свою страсть и стала уговаривать его сойтись с нею, то он решительно отверг это 
ее вожделение: он считал непозволительным согласиться на такое ее предложение, 
исполнение которого навлекло бы на господина, его купившего и удостоившего его 
таких милостей, позор и было бы по отношению к нему преступлением. Вместе с тем 
он стал убеждать ее обуздать свою страсть и ответил ей решительным отказом 
когданибудь согласиться на ее желание, будучи уверен, что, лишив ее надежды на 
это, будет оставлен ею в покое. Сам он, продолжал Иосиф, готов скорее решиться 
на все, что угодно, чем послушаться ее в этом деле. Хотя он, как раб, и обязан 
ни в чем не противиться госпоже своей, тем не менее его неповиновение в таком 
случае, как этот, может иметь свое оправдание. Между тем она, не предвидевшая 
сопротивления со стороны Иосифа, еще более возгорелась страстью к нему и, 
охваченная вполне этой страстью, решилась втор