о  одного  достаточно  для  установления  истины.  Когда
Захария убедился, что у него нет никакой надежды на спа- сение  и  что  его,
собственно, не вызывали к суду, а только заманили коварно в заключение,  он,
видя свою жизнь погибшей, решил дать полную волю своему языку. Он  поднялся,
сделал ироническую оценку той самоуверенности,  с  которой  возбуждено  было
против него обвинение, и вкратце опроверг приведенные  улики.  Но  затем  он
обратил свое слово против своих обвинителей, прочел им перечень  совершенных
ими преступлений и  разразился  жалобами  на  нарушение  всякого  порядка  в
государстве. Зелоты перебили его криками. Если  они  настолько  еще  владели
собой, что не обнажали мечей, так только потому, что хотели довести до конца
насмешливое  подражание  судопроизводствуи,  кроме  того,  хотели  испытать,
насколько сами судьи будут руководствоваться  правдой  ввиду  угрожавшей  им
опасности. Суд семидесяти оправдал, однако, обвиняемого, предпочитая заранее
умереть вместе с ним, чем принять на себя  ответственность  за  его  смерть.
Этот оправдательный приговор зелоты встретили с  неистовым  шумом:  все  они
были возмущены тем, что  судьи  не  хотели  понять  призрачности  данной  им
власти. Двое же из самых дерзких набросились на  Захарию,  убили  его  среди
храма и насмешливо воскликнули над павшим: "Вот тебе  и  наш  голос  -  наше
решительное оправдание!"  Вслед  за  этим  они  выбросили  его  из  храма  в
находящуюся под ним пропасть. Судей же они, в насмешку, били обухами мечей и
вытолкали из ограды храма, даровав им  жизнь  только  для  того,  чтобы  они
рассеялись по городу и принесли бы всем весть о порабощении народа.

     5. Идумеяне  раскаивались  уже  в  своем  походе:  им  самим  сделалось
противно все то, что творилось. Но вот пришел к ним частным образом один  из
зелотов, созвал их в собрание, изобразил весь ужас преступлений, совершенных
ими сообща с теми, которые их призвали,  и  описал  также  положение  дел  в
городе.  Они,  сказал  он,  подняли  оружие   в   том   предположении,   что
первосвященники  намерены  предать  город  римлянам;  а  между  тем  они  не
обнаружили никаких  улик  измены,  а  сделались  только  покровителями  тех,
которые ложно обвиняли первосвященников и ныне свирепствуют  в  городе,  как
враги  и  тираны.  Лучше  было  бы,  если  бы  они  с  самого  начала  этому
воспрепятствовали; но раз они уже сделались соучастниками  в  братоубийстве,
то пусть, по крайней мере, положат конец своему заблуж- дению и не останутся
дольше здесь, чтобы не поддерживать тех, которые хотят  свою  собст-  венную
отчизну ввергнуть в несчастье. Если иные из них все еще раздражены тем,  что
на- шли ворота запертыми и не были впущены в город, так ведь виновные в этом
наказаны; Анан лежит мертвый  и  почти  весь  народ  в  течение  одной  ночи
уничтожен. Многие из них, как он хорошо замечает, сами об этом  сожалеют,  с
другой же стороны, он видит, что неистовство призвавших их не знает ни меры,
ни предела и они даже не стесняются больше перед теми, которым  они  обязаны
своим  спасением.  На  глазах  своих  товарищей  они  позволяют  себе  самые
постыдные жестокости, вина которых будет приписываться идумеянам до тех пор,
пока кто-нибудь  из  них  не  воспрепятствует  им  и  не  положит  конец  их
беззакониям. Поэтому ввиду того, что обвинение в измене оказалось  клеветой,
что появление римлян нельзя ожидать так скоро, а город защищен  непобедимыми
почти силами, то пусть они возвратятся к себе домой и то зло,  которое  они,
будучи  обмануты  злодеями,  совершали  вместе  с  последними,   постараются
исправить тем, что отныне прекратят всякие отношения с ними.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

     Зелоты,освободившись от идумеян, производят еще большую резню в
     городе. - Весспасиан удерживает пока римляян, желающих идти на иудеев.

     1. Эти внушения произвели впечатление на идумеян. Первым их делом  было
освобождение заключенных, около двух тысяч граждан, которые сейчас же бежали
из города и отправились к Симону, о котором речь будет впереди. Вслед за тем
они оставили Иерусалим и возвратились  на  родину.  Их  выступление  явилось
неожиданным для обеих партий. Народ, не знавший о перемене их образа мыслей,
на одно мгновение вздохнул свободно, думая, что избавился от  врагов.  Но  у
зелотов таюке развязались руки,  ибо  они  не  чувствовали  себя  покинутыми
союзниками, а напротив, освобожденными от таких людей, которые  не  одобряли
их насилий и старались удерживать от этого.  Теперь  они  могли  действовать
решительно и без всякого промедления. С быстротой  молнии  они  ковали  свои
планы  и  исполняли  их  еще  быстрее,   чем   задумывали.   Преимущественно
кровожадность их направлена была  против  всего  мужественного  и  знатного:
знатных они убивали из зависти, храбрых - из боязни; ибо  только  тогда  они
могли чувствовать себя вне всякой опасности, когда бы не осталось ни  одного
человека более или менее влиятельного.  В  массе  других  убитых  был  также
Горион  -  человек  благородного  происхождения  и  возвышенной  души,  друг
народного правления и самостоятельный по своему  образу  мыслей,  как  истый
иудей. Его погубили главным образом смелость в речах,  равно  и  другие  его
достоинства. Даже Нигера Пирейского их руки не пощадили -  человека,  высоко
отличавшегося в битвах с римлянами: его волочили по  городу,  он  же  громко
вопил и показывал свои раны. Когда его вывели за ворота, он, не сомневаясь в
своей казни, просил только о погребении; они же соверпшли над ним казнь лишь
после того, как отказали ему в могиле, которой  он  так  жаждал.  Еще  перед
самой смертью Нигер призывал на их головы месть римлян,  голод  и  чуму  как
спутников войны, да еще взаимную резню между ними самими.  Все  это  послало
грешникам провидение, которое  лучшее  доказательство  своей  справедливости
явило в том, что вскоре  они,  раздвоенные  между  собой,  дали  друг  другу
чувствовать свое изуверство. Смерть Нигера  окончательно  освободила  их  от
всяких опасений за собственное падение. Среди народа не осталось уже никого,
которого нельзя было бы погубить по какому угодно