что я не 
отстаиваю их равноправие в Бадене, Нассау и других дырах. О, близорукие! Лишь у 
ворот Рима можно защищать Карфаген».
      
      Кто же этот «Рим», от которого он хочет спасти «Карфаген»? Историк 
Трейчке приводит слова Гейне:
      
      «Есть такие разновидности идей-насекомых, которые долго смердят, если их 
раздавить. Таково христианство. Этот духовный клоп был раздавлен 1800 лет назад 
(распятие Христа?!), а до сих пор отравляет нам, бедным евреям, воздух».
      
      Национально-еврейские чувства так часто прорывались в течение всей его 
жизни, что несомненно, некоторые презрительные выпады против еврейства 
(обязательно уравновешивавшиеся такими же выпадами против христианства, вроде: 
«Раввин и капуцин одинаково воняют») не были искренними. Он писал, например:
      
      «О Моисей, рабби Мойше, великий борец с рабством, дай мне гвозди и 
молоток, чтобы я смог прибить уши наших уютных рабов в чёрно-красно-золотой 
ливрее к Бранденбургским воротам».
      
      Или уверял, что если бы на свете остался только один еврей, то каждый 
должен был бы почесть за счастье ехать 100 часов, чтобы только пожать ему руку. 
Он пишет другу:
      «Любовь к строгому и последовательному раввинистическому духу уже много 
лет таится во мне».
      Незадолго до смерти Гейне сказал: «Я вернулся к Иегове». «Краткая 
Еврейская Энциклопедия» так характеризует Гейне:
      
      «Его произведения меньше всего представляют собой воплощение немецкого 
национального характера или духа».
      
      Против этого трудно что-либо возразить, но мы сталкиваемся с загадкой, 
столь часто потом встречающейся, что сейчас уже и не кажется загадочной: как, 
какими методами и силами удалось выдать чёрное за белое? Убедить немцев, да и 
всё человечество, что Гейне, враг всего того, что (правильно или неправильно) 
было дорого немецкому национальному сознанию, по его собственным словам, 
ненавидевший всё немецкое, — был величайшим, да ещё именно немецким поэтом?
      Берне сейчас почти забыт, но тогда его имя произносилось наравне с именем 
Гейне (и оба были смертельными врагами, раздражённо понося друг друга, 
вытаскивая на всеобщее обозрение неприглядные подробности личной жизни 
соперника). Лишь с несколько иными оттенками, Берне мучили те же проблемы, что 
и Гейне. Один из представителей «Молодой Германии» Вольфганг Менцель писал о 
нём:
      
      «Для него оправдано всё, что действенно как разлагающий Германию элемент. 
Он не говорит нам, что же он хочет основать, когда он всё разрушит. Он думает, 
что об этом позаботятся французы. Нужно лишь сломать эту стену, сделать немцам 
всё немецкое ненавистным, презренным, смешным, всё французское желанным и 
помочь чем только возможно тому, чтобы французы стали господами Германии, 
сначала путём братания, потом — вторжения».
      
      И действительно, Берне, например, всю жизнь ненавидел Гёте. Он писал:
      
      «С тех пор как я себя помню, я ненавижу Гёте».
      
      Он цитирует одно письмо, якобы полученное им:
      
      «Этот Гёте — раковая опухоль на германском теле, а что всего хуже, все 
считают болезнь за высшее здоровье».
      
      Берне комментирует:
      
      «Как это всё справедливо! (…) Гёте — король своего народа: свергнув его, 
легко справиться с народом».
      
      С другой стороны, он делится своими мыслями:
      
      «Дурные евреи не хуже дурных христиан (…). Они даже имеют то преимущество,
 что умнее их (…).У них есть кровь или нет её, но у них нет водянистого сока 
улиток. Одним словом, они не филистеры. О, горе филистерам…»
      
      В одном письме Берне рассказываете юношеском переживании, по-видимому, 
сильно повлиявшем на его жизнь. Во время оккупации Германии французами, он 
должен был куда-то ехать из родного Франкфурта и для этого получить паспорт. 
Французский офицер, взглянув на него, написал «еврей из Франкфурта».
      
      «Кровь моя остановилась (…). Тогда я поклялся в сердце своём. Погодите! 
Когда-нибудь я вам пропишу паспорт, и вам, и всем прочим! И не правда ли, не 
правда ли, я свою клятву выполнил?»
      
      В другом месте он пишет:
      
      «Ничего не забыть, ничего не простить, никакого примирения, кладущего 
границу ненависти! Все наши мысли — с останками наших отцов. Лишь в будущем 
будем мы жить, лишь за будущее — умирать».
      
      Поучительна оценка, которую Гретц даёт в своей «Истории евреев» 
деятельности Гейне и Берне. Он сравнивает их с царями, пригоршнями бросающими 
золотые монеты — это их идеи.
      
      «Они соз