неограниченную монархию, конституционную монархию, 
тоталитарный строй и демократию партий по западному образцу. И всюду мы видели, 
что существует некоторый правящий слой. А функция той или иной формы правления 
— добиться, чтобы этот правящий слой обеспечивал выполнение тех важнейших 
требований, которые остальное население ставит в жизни. Только представители 
власти, родственной по происхождению остальному народу, способны почувствовать, 
какие решения могут быть приняты народом в качестве «своих». Только в этих 
рамках решения могут находиться различными путями: голосованием, захватом 
власти и т. д.
      А если сохранится положение вроде того, которое (очень схематично) рисует 
Тополь:
      
      «У нас (по контексту — евреев) вся финансовая власть, а правительство 
состоит из полуевреев Кириенко и Чубайса, — то такая власть, даже вопреки 
своему желанию, будет толкать Россию в катастрофическом направлении. Сам 
принцип связи народа и власти не механичен. Для его осуществления необходимо, 
чтобы власть в России находилась в русских руках. Иначе русские станут вымирать 
ещё быстрее, перестанут защищать Россию, вообще утратят чувство связи своей 
судьбы и судьбы страны. Россия рухнет в пропасть раздоров и иноземных 
завоеваний, где погибнет множество не только русских, но и евреев (да может 
обернуться и всемирной катастрофой). Аккуратно, постепенно сделать Россию 
нерусской не удастся. Ведь русские — не североамериканские индейцы. Наоборот, 
сравнительно с русскими, еврейство более архаично: врастает в современную жизнь,
 опираясь на древние концепции, отчасти — ветхозаветные, отчасти — 
талмудические и постталмудические».
      
      В этом, как мне представляется, и состоит основная причина русского 
кризиса, что власть у нас нерусская, причём уже почти целый век. Да и раньше, 
до революции, жизнь всё больше кренилась в эту сторону. Формулировка из статьи 
Тополя, что «мы получили реальную власть в этой стране», является очень 
упрощённым отражением сложной картины. Реально власть международная 
(«интернационалистская» — как и раньше). В элите этой власти еврейство численно,
 вероятно, в меньшинстве, но играет чрезвычайно существенную роль, благодаря 
выработавшемуся в нём «механизму сплочения» и своей идентификации с властью. 
Поэтому понимание его роли есть необходимая предпосылка сохранения, в нынешних 
условиях, русского народа.
      Такая точка зрения кажется особенно очевидной в современной России, где 
более 80% населения — русские. С другой стороны, мы видели, к каким 
катастрофическим последствиям приводит нарушение принципа родственной, 
национальной связи власти и народа. Любая революция есть потрясение. Но не 
обязательно она связана с уничтожением целых слоёв населения, всей исторической 
традиции. Когда же руководство в ней оказалось с громадным перекосом нерусским, 
она привела к серии катастроф. Если бы народ обладал тогда теперешним опытом, 
он мог бы почувствовать, уже по одному этому признаку, что это какая-то «не 
наша» революция, хорошего от неё русским и России нечего ждать.
      
      Таким образом, мы можем сформулировать следующие положения:
      1.  Русские живут под одним небом с исключительно сильной, «пассионарной» 
«исторической общностью», в ряде отношений гораздо более сильной, чем многие 
народы. Например, своим многотысячелетним историческим опытом, или особенным 
«механизмом сплочения», выработанным за эти тысячелетия чувством — «как одна 
семья», по словам Гершензона и рабби Штейнзальца, — до которого нам, русским, 
ещё очень далеко. Можно лишь с завистью прочесть одну из заповедей 
средневекового раввина приведённую Шахаком:
      
      «Любить каждого еврея — значит заботиться о нём, как о самом себе».
      
      (Правда, в форме для русских чуждой: «заботиться о нём и о его деньгах, 
как о себе и своих деньгах».)
      2.  Сосуществование в одной стране с влиятельной группой, отождествляющей 
себя с еврейством, или, по терминологии Л. Радзиховского, находящейся «в 
еврейской сфере» — это судьба русских на ближайшем этапе истории.
      3.  Мы должны жить вместе, но это очень непростое сосуществование. У 
многих евреев жизнь среди русских, в русской по духу стране, вызывает яростное 
неприятие. Какова основа этого неприятия? Что рождало Гершуни, Богрова, 
Свердлова, Френкеля? — понять трудно, да, может быть, и не это сейчас главное. 
Важнее этот факт признать. Конечно, это было не «неравноправие», не еврейские 
погромы или дело Бейлиса. Хотя вера в это глубоко укоренилась в еврейской среде.
 Но ведь начиная с середины XIX в. в Германии не существовало для евреев 
никаких ограничений. Германия часто приводилась как пример страны, где евреи не 
имеют претензий к обществу — и ставилась в пример России. И тем не менее, как 
мы видели, участие евреев в руководстве германской революцией 1918…23 гг., было 
едва ли не больше, чем в русской 1917 г. И если революция в Германии тогда не 
победила, то уж не потому, что в неё было вложено мало еврейских сил.
      Отношение Вейцмана к России даёт пример этого априорного неприятия. Так, 
он пишет:
      
      «Я мало знал о язычниках, но уже очень рано они стали для меня символами 
злых сил, с которыми я должен