либеральным подходом и считалась с различиями между иудеями и неиудеями. И даже 
в Иродовы времена великий фарисей Гиллель, как и более позднее раввины, 
следовавшие его традиции, считал, что нет ничего невозможного в том, что и 
неверные могут быть праведниками. Однако многие писания, особенно найденные 
близ Мертвого моря свитки из кумранской библиотеки, содержат яростные нападки и 
отвергают малейшие контакты с этими «кичливыми язычниками». В Судный день их на 
выстрел не подпустят к Святому престолу. Даже тесно сотрудничавший с 
греко-римским миром Иосиф считал себя обязанным диктовать своим греческим 
писцам довольно язвительные замечания в адрес их соотечественников.

Царство Ирода, разумеется, никоим образом не было чисто иудейским. Оно включало 
чистых иудеев, неортодоксальных иудеев, таких, как самаритяне, новообращенных, 
как галилеяне и идумеи, и много других народов — греков, сирийцев и арабов, — 
которые не являлись иудеями ни в каком смысле этого слова. Это, как уже 
отмечалось, было именно тем, чего добивался Август, надеясь получить нечто 
вроде образцового эллинистического государства-клиента.

В неиудейских частях своей территории Ирод считал себя совсем свободным от 
иудейских условностей, позволив, например, воздвигнуть свою статую перед самым 
настоящим языческим храмом Зевса (Баалшамин) в Сиа на северо-востоке. Но что 
ему справедливо ставили в вину, так это проявлявшееся во всем предпочтение 
грекам, а не иудеям. Другая причина для беспокойства — это, должно быть, 
наводнение иудейской части территории ордами чужеземных переселенцев. Конечно, 
в отличие от вождей, насаждавших эллинизм в предыдущем столетии, Ирод не 
пытался силой навязывать эллинизм евреям, проживающим на иудейских землях. Тем 
не менее, как только смерть избавила иудеев от его тяжелой руки, вся подспудная 
ненависть к иноземцам выплеснулась конкретно на греков.

Суд Ирода по всем правовым терминам и по своей градации был греческим. Как и во 
всяком эллинском суде, в нем присутствовали его «родственники», люди, которые 
воспитывались вместе с его детьми (Syntrophoi), и четыре ранга «друзей», 
входивших в состав его главных советников. Его главный министр тоже носил 
греческий титул «управляющего делами царства», в котором сочеталась 
терминология греков и селевкидов и предполагалось особое касательство к 
финансам. На протяжении большей части царствования Ирода эту должность занимал 
некто Птолемей. Достойно сожаления, что древние историки в погоне за 
драматическими событиями уделяли мало внимания лицам, занимавшимся серьезным 
делом, поэтому Птолемей остается довольно туманной личностью. Правда, известно, 
что Ирод даровал ему плантацию в Ароус (Арис), в горах, в 20 милях к югу от 
Себасты, так как до нас дошли сведения, что после смерти царя она была 
разграблена арабами. Известно также, что в той критической обстановке Птолемей 
был одним из тех, кто заявил о своей верности избранному Иродом царю.

По имени Птолемея нельзя судить, был ли он греком или иудеем. Но совершенно 
ясно, что в суде Ирода находились греки и эллинизированные уроженцы Востока. 
Упоминаются имена преподавателя риторики Иренея, а также Андромаха и Гемеллы 
(последний, возможно, римлянин), обучавших царских сыновей. Но самой выдающейся 
фигурой в его окружении был Николай Дамасский, грек или эллинизированный сириец,
 одаренный и прославленный литератор, второй сын двух состоятельных и 
занимавших видное место жителей своего города; отец занимал много важных постов 
и выполнял многочисленные дипломатические поручения. Так получилось, что мы 
больше знаем о его внешности, нежели о внешности самого Ирода, ибо, как пишут, 
Николай был высок ростом, худ и отличался не в меру багровым лицом. До нас 
дошли лишь отрывки его сочинений. Может быть, он не был литературным гением, но 
во всяком случае обладал разносторонними знаниями и несомненно талантом, так 
что, уцелей его труды, они стояли бы выше многих дошедших до нас трудов других 
авторов. Кроме музыкальных произведений, он писал трагедии и комедии, 
философские и антропологические очерки, написал автобиографию, биографию 
Августа и всемирную историю. Последняя представляет особый интерес, потому что 
была главным источником для работ Иосифа об этом периоде (см, главу 19).

Николай был секретарем Ирода в самом высоком смысле этого слова, его постоянным 
собеседником, которого царь ставил выше всех остальных друзей (его брат входил 
в тот же круг друзей). Нет никакого сомнения, что именно в честь Николая Ирод 
подарил его родному городу — Дамаску — новый гимнасий и театр.

Николай пришел к Ироду с неожиданной стороны — до этого он учил детей Клеопатры 
и Антония. После смерти его прежних хозяев он в возрасте 34 лет перешел на 
службу к Ироду, с которым, как видно, уже был знаком в течение десяти лет. 
Однако влияние Николая достигло вершины лишь примерно к 20 году до н.э. когда 
Ирод попросил его давать ему уроки греческой философии и риторики. Сам царь 
практически не получил законченного образования. В детстве он посещал начальную 
школу, в десять лет его отослали для безопасности к арабскому двору. В детстве 
ему, должно быть, пришлось стать свидетелем многих ужасных событий, но в то же 
время он приобрел космополитические культурные пристрастия; несмотря на 
отрывочное образование, он, хотя и неосознанно, испытывал сильную тягу к 
эллинизму. Особый смысл приобретает посвящение ему Николаем своего труда об 
иноземных обычаях, ибо как советник он наверняка поощрял и формировал это 
увлечение.