посягательствами, разве что смягчало соображение, что беда коснулась не только 
его.., и что однажды Клеопатра зайдет слишком далеко.

Между тем, хотя, к великому сожалению, приходилось терпеть присутствие 
чиновников Клеопатры в прибрежных городах, еще неприятнее было терпеть их 
внутри страны, распоряжающихся в захваченных ею рощах всего в 15 милях от 
Иерусалима. Ирод нашел выход из этого щекотливого положения, предложив 
Клеопатре взять у нее эти рощи в аренду за весьма значительную уплачиваемую 
ежегодно сумму. Заодно он предложил взять на себя за обитавших на восточном 
берегу Мертвого моря арабов плату за битум. Сделка вполне устраивала Клеопатру, 
потому что она получала деньги, ничего не делая, чтобы их заработать, а если 
повезет, можно было перессорить иудеев и арабов.

Но Ирод не падал духом. Сделка с Клеопатрой обошлась дорого, но в стране по 
крайней мере не было египетских надсмотрщиков, и Ирод получил возможность 
вмешиваться в арабские дела. В общем и целом могло быть хуже, особенно если 
учесть измену в собственном дворце. Ибо, как мы видели, как раз в это время его 
теща Александра писала своей приятельнице Клеопатре, настаивая, чтобы Антоний 
заставил Ирода сместить вновь назначенного первосвященника в пользу ее сына 
Аристобула III. Антоний не действовал напрямую, но, возможно, именно тогда 
послал к Ироду обсудить положение своего искусного дипломата, Квинта Деллия. 
Дабы сохранить мир и успокоить Клеопатру с Александрой, Антоний счел 
целесообразным пригласить к себе юного Аристобула. Однако Ирод не согласился, 
разумно рассудив, что такая поездка была бы опасной, так как могла возбудить 
мятежные надежды и интриги.

Однако что касается поста первосвященника, Ирод понял, что потерпел поражение. 
Он просто не хотел идти на риск дальнейшего подрыва своих отношений с Антонием 
и сдался. К концу 37 года или в первые недели года следующего первосвященника 
Аианеля сместили. Ирод, которого осуждали за назначение, теперь подвергся 
осуждению за смещение первосвященника. Это было нарушением Закона, и историки 
религии могли найти только два прецедента, причем ни один не считали 
убедительным.

Итак, Аристобул вскоре после достижения 17 лет стал верховным жрецом. Однако 
Ирод не любил действовать по принуждению; произошедшее не внушило ему любви к 
Александре, и ему по-прежнему не нравилось, что первосвященником был хасмоней. 
Последствия живо описаны Иосифом.

* * *

"… Казалось, Ирод на время уладил свои семейные неприятности. Но он недолго был 
свободен от подозрений, как это обычно бывает после примирения, потому что, 
судя по прежним попыткам Александры, у него имелись основания опасаться, что, 
если представится возможность, она попытается свергнуть его правительство. 
Поэтому он приказал ей не покидать своего дворца и самой ничего не 
предпринимать, и, поскольку было установлено тщательное наблюдение, ничто, даже 
подробности личной жизни, не избегало его внимания. Все это постепенно 
приводило ее в ярость и еще больше возбуждало ненависть, ибо женской спесью она 
обладала в достатке и ее до глубины души возмущали эта слежка и 
подозрительность. По ее убеждению, хуже, чем лишиться свободы и при всех 
внешних знаках почтения провести остаток жизни в неволе и страхе, ничего не 
было. Поэтому она написала Клеопатре, изливая горькие жалобы на свою судьбу и 
умоляя о помощи.

Клеопатра посоветовала ей тайно бежать с сыном в Египет. Эта идея Александре 
понравилась, и она задумала следующее. Приказала изготовить два гроба якобы для 
перевозки покойников и вместе с сыном поместилась в них, приказав посвященным в 
замысел слугам вынести их ночью из дворца. Оттуда был открыт путь к морю, где 
ждал корабль, готовый доставить их в Египет. Но ее слуга Эзоп неосторожно 
проговорился одному из ее друзей, Саббиону, думая, что тот был посвящен в план. 
Узнав об этом, Саббион — ходивший во врагах Ирода, поскольку его считали одним 
из заговорщиков, замышлявших отравить отца Ирода Антипатра, — увидел 
возможность, если донесет, изменить отношение к себе Ирода и рассказал царю все 
о заговоре Александры.

Царь дал событиям развиваться своим путем, а затем накрыл ее во время бегства. 
Но он простил ей этот проступок, потому что, если бы даже хотел, не решился 
применить к ней строгих мер, так как ненавидевшая его Клеопатра не позволила бы 
довести дело до предъявления обвинений — он изобразил великодушие, простив ее 
якобы по своей доброте, а не по другой причине. Однако оставался преисполнен 
решимости любой ценой убрать с пути Аристобула, но считал, что ему удастся 
лучше скрыть мотивы, если будет действовать не сразу после данного случая.

Когда наступил Праздник кущей — у нас он особенно соблюдается, — царь подождал 
несколько дней, пока весь народ предавался веселью. Но именно закипавшая в его 
груди зависть, порожденная этим празднованием, толкнула его на то, чтобы 
ускорить осуществление своих намерений. Облаченный в священнические одеяния 
семнадцатилетний Аристобул, взошедший на алтарь для принесения подобающих 
случаю жертвоприношений, был прекрасен, ростом выше своих сверстников, словом,