принципиальным 
различиям между севером и югом.
 Справедливо предположить, что галилейские племена Асира, Завулона, Неффалима, 
а также восточноиорданские Рувима и Гада имели собственные амбиции, но на 
протяжении этих столетий никаких проявлений этого не зафиксировано. Еще более 
удивительно, что название «Израиль», которое приняли северные племена в 
качестве общего для государства, не означало, что именно племя Ефрема оказалось 
самым богатым и самым организованным. Благодаря общему наименованию – иудеи, – 
объединившему все племена в единое царство, не в малой степени удалось 
преодолеть разобщение, и произошло это в то время, когда еще был жив Давид.
 После смерти Саула Давид становится правителем Хеврона, царем племени иудеев,
 – так впервые упоминается о существовании царя в Иудее. Однако северные 
племена выбрали самого младшего сына Саула в качестве преемника отца, назначив 
ему быть царем Израиля.
 Когда через семь с половиной лет после насильственной смерти Иессуи посланцы 
уцелевших племен предложили корону Давиду, в сознании людей все еще сохранялось 
различие между двумя царствами в том смысле, что именно на этой основе должно 
существовать новое государство. Подобный подход отразился и в Книге Царств, где 
говорится, что Давид воцарился, когда ему было тридцать лет, и царствовал сорок 
лет, из них семь с половиной лет в Хевроне и тридцать три в Иерусалиме над всем 
Израилем и Иудеей (2 Цар., 5).
 В течение столетий порядок подчинения практически не менялся (даже в победной 
песни пророчицы Деборы (Деворы) высказывается сожаление по поводу его 
существования), он выражался в том, что племенная преданность означала 
преданность государству. Теперь прежний порядок оказался слишком 
обременительным для этой небольшой страны.
 Неосознанно заложив основу «двойной» преданности, Давид попытался сохранить 
равновесие между ними. Соломон искал новые пути, чтобы из двух объединений 
создать одно. Трагедией его жизни стал тот факт, что политическая власть 
никогда более не поддерживалась религиозными стремлениями. Преемники Соломона 
оказались слишком слабы, чтобы стать его политическими последователями. Пророки,
 искренне верившие в необходимость объединенного царства, не находили поддержки 
среди современников.
 Существовавшее во времена Давида различие между царствами Иудеи и Израиля 
указывает на еще более глубокие идеологические контрасты и проливает свет на 
некоторые значительные события в период ранних царств. В библейском сообщении о 
событиях далекого прошлого, составленном во времена Давида, говорится, что Саул 
хотел истребить жителей Гаваона «по ревности своей о потомках Израиля и Иуды» 
(2 Цар., 21: 2). Это доказывает, что во времена Давида и его преемников четко 
осознавалось различие между двумя племенами, хотя во времена Саула оно только 
намечалось.
 Не приходится сомневаться в том, что колено Иуды отказалось участвовать в 
первой войне Саула, когда он призвал всех участвовать в кампании против 
аммонитян, в отличие от последующей войны с филистимлянами. В любом случае 
упоминание о походе Саула на амаликитян поселения Телам, близ границ Египта, 
указывает на то, что военные силы Саул собирал именно на иудейской территории и 
что остальные племена пришли сюда, чтобы помочь иудеям.
 Давида привезли ко двору Саула и присвоили ему высший военный чин, это 
свидетельствует о факте, что в то время для всех племен существовало только 
одно сильное царство. Тесное общение Давида с Саулом привело к тому, что при 
дворе вскоре признали политические и военные способности первого, и усиление 
влияния Давида начало беспокоить Саула.
 Различие между ними со всей очевидностью проявлялось и в политике, которую они 
проводили. Это может быть единственным объяснением постоянного противодействия 
Давида военным. Он не представлял никакой опасности для правителя как 
конкретная личность, но был опасен как лидер политической группы. О том же 
свидетельствует и факт, что Саул прекратил преследовать Давида, как только 
узнал, что тот покинул страну: «И донесли Саулу, что Давид убежал в Геф, и не 
стал он более искать его» (1 Цар., 27: 4).
 В своей последней битве против филистимлян и героической смерти Саул проявил 
подлинное величие души, свойственное тому, кто много пережил, но отнюдь не 
безжалостным и одержимым манией преследования. В истории об Аэндорской 
прорицательнице (1 Цар., 28) мы видим одинокого человека, стремящегося обрести 
внутреннее равновесие, чтобы выполнить ту задачу, которая перед ним поставлена. 
«Весь день и всю ночь» он «постился», чтобы на него снизошло благословение 
Божие. Не случайно он говорит вызванному для него волшебницей духу пророка 
Самуила: «Я вызвал тебя, чтобы ты научил меня, что мне делать».
 То, что единственный выживший в битве, Авиафар, бежит к Давиду со священными 
сосудами (1 Цар., 22: 20), доказывает, что священники были на стороне Давида, а 
не Саула. Также верно, что не только Самуил, но также священники и пророки 
признали в Давиде законного правителя Израиля и продолжателя традиций Моисея.
 Очевидно, что, когда пророк Гад появился в качестве посланника перед убежавшим 
в Моав Давидом, умоляя его немедленно вернуться в Иудею, чтобы открыто 
выступить вместе со своими сторонниками, Давид уже ожидал подобного течения 
событий (1 Цар., 22: 5).
 Саул был солдатом, стремившимся установить «порядок в доме», добиться мира с 
противниками, что совсем не совпадало со стремлениями его сына Ионафана – 
самого преданного друга Давида, а также дочери Мелхолы, которая любила Давида и 
вышла за него замуж. Вот какова была сила духа и веры, которую несла в то время 
религия.
 Два отрывка из сообщений о первой войне Саула против филистимлян ясно 
показывают существовавшее до Давида представление о монархии. Саул не стал 
ждать о