полагались на 

представителей других каст, которые жили рядом с ними в крепостях и деревнях в 
относительной безопасности благодаря защите со стороны раджпутов. 
Образ жизни воина-раджпута диктовал свои требования ко всему жизненному укладу 
раджпутов и формировал его, а вся жизнь раджпутского общества была подчинена 
выполнению долга, понимаемого как выполнение дхармы кшатрия. Не меньшее 
значение 
имело постоянное стремление ничем не запятнать свою «раджпути», или моральную 
чистоту 
раджпута. Дж. Тод отмечал: «Самый бедный раджпут наших дней сохраняет всю 
гордость 
своих предков — и часто это его единственное наследство; он презирает как 
недостойное его 
дело — браться за плуг или пользоваться копьем иначе, чем сидя верхом на коне» 
(79, 1, 113). 

В средние века раджпуты почти постоянно — с осени до начала сезона дождей — 
находились в состоянии войны. И не только потому, что воевали с Моголами или 
маратхами. 
Но главным образом потому, что вели постоянные междоусобные войны. Такие боевые 

действия велись буквально по законам кровной мести. Мотивация бывала 
приблизительно 
такой, как это явствует из слов героя поэмы Шивдаса Гадана: «Умирая, сказал 
Ачалдас сыну 
своему Палханси: Прошу тебя, беги из крепости, спаси себя. Ты должен сохранить 
наш род! 
Поклянись отвоевать нашу крепость обратно!» (51, 44). Благородный сын поступит 
именно так. 
Тем более что, как многократно отмечали хорошо знавшие раджпутов люди, те 
отличались 
недипломатичным характером и действовали часто импульсивно, в порыве эмоций. В 
качестве 
яркого примера Дж. Тод приводит такое свое наблюдение: «Название родной страны 
имеет 
для раджпута магическую силу. Имя его жены или любимой женщины никто никогда 
вообще не 
должен произносить, так же, как название его родной страны, без должного 
уважения, а иначе 
он немедленно вынимает меч из ножен» (79, 2, 347). Мы теперь с высоты своих 
знаний можем 
отредактировать Тода — речь явно идет не о названии «страны», а об имени его 
клана, и это 
имя дает название и всем их владениям, в том числе и земельным. 
В балладах об Алхе одна из сюжетных линий состоит в том, что братья-герои мстят 
за 
убитого отца. Все окружающие с детства внушали молодым людям, что, когда 
подрастут, они 
должны будут отомстить за кровь отца его убийце. Для выполнения этого долга они 
являются в 
свое время в княжество их врага и видят, что череп их погибшего отца повешен 
убийцей на 
дерево, и висит там неприкаянный уже двенадцать лет. Увидев сыновей, эта голова 
со 
слезами говорит: «Я думал, мои сыновья выполнили обряды и поклялись отомстить» 
— ведь 
считалось, что в случае гибели воина должны быть совершены полагающиеся 
погребальные 
обряды хотя бы с частью тела погибшего, если невозможно иначе. Сыновья решают — 
череп 
отца должен покоиться там, где лежат черепа родственников, или надо опустить 
его в 
священные воды Ранги (50, 85—86). Отомстив врагу в битве, победив его, наказав, 
они решают 
предать останки отца водам Ранги в городе Каши, в одном из самых священных для 
индуистов 
мест. 
Средневековые раджпуты-мужчины по традиции считались поголовно 
«военнообязанными». 
Раджпутская воинская служба была построена на родственных отношениях и связях. 
Все члены 
клана должны были помогать главе своего клана — будь он правитель государства 
или его 
подданный. Это подразумевало: встать в строй, полностью вооруженным, на слоне 
или на коне, и 
бороться до победного конца. Эта обязанность любого раджпута называлась 
«свами-дхарма», т. е. 
«дхарма служения хозяину», и считалась предельно важной. «В Меваре, в период 
его процветания 
и славы, пятнадцать тысяч всадников, связанных узами верности и службы, 
следовали за своим 
раджой на поле битвы» (79, 1, 120). Вот как обращается к по