Затем описывается визит к Уддаке Рамапутте почти в тех же самых словах, но 
здесь идет речь о доктрине, которую осознал и провозглашает Рама, отец Уддаки. 
Это достижение состояния Ни-сознания-ни-несознания (четвертое буддийское 
достижение). Уддака не предложил Готаме стать равным ему, а хотел поставить его 
над всей общиной учеников в качестве учителя. Эту доктрину он также нашел 
неудовлетворительной и отбросил.

«
Затем, стремясь к добру и в поисках высшего покоя, я постепенно продвигался по 
дороге к магадхам и прибыл в Урувелу, военное селение
. Там я увидел приятное место с усладительной рощей, речку, чьи чистые воды 
приятно текли, а струи были хороши, и вокруг лежало место, где можно было 
просить подаяние. Тогда я подумал: вот поистине приятное место с усладительной 
рощей, речка, чьи чистые воды приятно текут, а струи хороши, и вокруг место, 
где можно просить подаяние. Это, конечно, подходящее место для усилий 
высокородного, желающего приложить усилия. Тогда я уселся там, это было 
подходящее место для усилий.»


Рассказ об аскезе предварен тремя сравнениями, которые тогда пришли на ум 
Готаме. Первое из них — сравнение с человеком, пытающимся разжечь огонь 
посредством трения палочки о сырое зеленое полено, погруженное в воду. Он не 
сможет зажечь огня, и ему подобны аскеты, чьи страсти не успокоены. Испытывают 
они внезапные, острые, резкие и жестокие боли или нет, они не могут достичь 
знания и просветления. Это касается и второго случая, — когда человек трет 
палочку о сырое зеленое полено, даже если оно не в воде. В третьем случае он 
берет сухое полено и может разжечь огонь. Точно так аскеты, которые лишились 
страстей, имеют возможность достичь знания и просветления. Важность этого 
пассажа частично в том, что он очень стар, так как содержится и в санскритских 
текстах
[123]
; но, кроме того, он существенен и для прояснения вопроса о том, обязан ли 
чем-нибудь буддийский метод сосредоточения другим системам. Мы увидим, что 
согласно этому фрагменту Готама начинает с принятия известных практик:


Тогда я подумал: что, если я сейчас стисну зубы, прижму язык к нёбу и сознанием 
сдержу, сокрушу и выжгу свое сознание. (Я сделал так), и пот заструился из 
подмышек. Точно как силачу пришлось бы схватить более слабого человека за 
голову или за руку... так я стиснул зубы... и пот заструился из подмышек. Я 
сделал решительное усилие, придя к целостной внимательности; но мое тело было 
неспокойно и тревожно, несмотря на мучительное усилие, которое овладело мной. 
Тем не менее эти возникшие мучительные ощущения не сломили мое сознание
[124]
.

Тогда я подумал: что, если я теперь осуществлю транс без дыхания. Так я сдержал 
вдохи и выдохи изо рта и из носа. И когда я сделал так, раздался свирепый звук 
дуновения ветров, исходящих из моих ушей. Раздался свирепый шум, подобный 
свирепому реву из кузнечных мехов, когда я сделал так... Тогда я подумал: что, 
если я теперь осуществлю транс без дыхания. Так я сдержал вдохи и выдохи изо 
рта, из носа и из ушей. И когда я сделал так, свирепые ветры взвихрились в моей 
голове. Будто силач сокрушил чью-то голову острием меча, точно так свирепые 
ветры взвихрились в моей голове.
(Он снова трижды практикует сдерживание дыхания и страдает так, как если бы 
ремень обмотали вокруг его головы, как если бы мясник резал его тело острым 
ножом, как если бы два силача держали более слабого человека над пылающими 
углями.) Тем не менее эти возникшие мучительные ощущения не сломили мое 
сознание.
Некоторые божества, увидев меня тогда, сказали: «Отшельник Готама мертв». 
Некоторые божества сказали: «Не мертв отшельник Готама, но умирает». Некоторые 
сказали: «Не мертв отшельник Готама, да и не умирает. Отшельник Готама — архат; 
так ведут себя архаты».

Затем я подумал: что, если я совершенно воздержусь от еды. Итак, божества 
обратились ко мне и сказали: «Господин, не воздерживайся совсем от еды. Если ты 
сделаешь так, мы будем кормить тебя божественной пищей через поры твоих волос и 
так сохраним тебе жизнь». Тогда я подумал: что, если бы я полностью воздержался 
от еды, а эти божества кормили бы меня божественной пищей через поры волос и 
так сохраняли бы мне жизнь, это было бы нечестно с моей стороны
[125]
. Тогда я отступился, сказав: не будем больше об этом.


Затем я подумал: что, если я буду есть только понемногу, не больше, чем 
уместится в горсти, фасолевый сок, вику, турецкий горох или бобы. (Он делает 
так.) Мое тело стало крайне худым. Как растения аситикапабба или калапабба
[126]
стали мои члены, оттого что я мало ел. След, остававшийся на земле, когда я