или "братскую кровь" и нарушили его запрет нападать на христианские земли. 
Папа подготовил письмо, предназначавшееся ратникам христовым, в котором заявлял,
 что готов простить их прегрешения. Ведь, захватывая Задар, они поступили так 
не по своей воле, а лишь подчиняясь необходимости. Пусть только рыцари, 
увещевал папа, "не прибавляют греха к греху", пусть воздержатся от дальнейших 
разрушений в Задаре и возместят ущерб, нанесенный венгерскому королю. Коль 
скоро они ослушаются, им не избежать отлучения. Глава католической церкви явно 
уклонялся от применения сколько-нибудь серьезных кар по отношению к своему 
воинству: о возможности церковного отлучения он упоминал в конце письма в 
достаточно сдержанных формулировках. Вероятно, этим и ограничились бы 
практические результаты папского гнева, если бы опрометчивые воины Креста не 
напросились на более крутые меры, которые сам Иннокентий III первоначально не 
собирался пускать в ход. 
      Страх перед содеянным внушил крестоносцам уверенность в том, что за свои 
"подвиги" они все же получат по заслугам. Ведь воины Господни, как писал Гунтер 
Пэрисский, "подняли руку на достояние короля венгерского, которое он, приняв 
знамение креста, препоручил покровительству св. Петра и верховного понтифика". 
Опасаясь самого худшего, рыцари в декабре 1202 г. отрядили в Рим депутацию из 
четырех человек во главе с епископом Нивелоном Суассонским, которая и явилась к 
папе с повинной головой. Ему изложили обстоятельства дела, представили 
оправдания, а под конец сообщили, что уж отныне возлюбленные чада Иннокентия 
III ни в чем не ослушаются его воли и проследуют в Святую землю. Крестоносцы, 
конечно, не подозревали о подлинной роли в происшедших событиях самого римского 
первосвященника, фактически, как мы видели, способствовавшего захвату Задара. 
      Иннокентий III был поставлен в двусмысленное положение. Нужно было 
открыто определить позицию папского престола по отношению к случившемуся: раз 
уж сами крестоносцы признали себя достойными отлучения, не мог же папа сделать 
вид, что ничего не замечает! Написанное заблаговременно послание не было 
отправлено. Послов приняли в Риме со всей суровостью. Воины Креста подверглись 
отлучению от церкви. Впрочем, Иннокентий III тут же, сменив гнев на милость, 
поручил кардиналу Петру Капуанскому, своему легату, снять отлучение, взяв с 
крестоносцев клятвенное обещание, что впредь они будут строго повиноваться 
апостольскому престолу. Папа ограничился тем, что, как пишет Виллардуэн, 
выразил сожаление по поводу совершенного ими "большого злодеяния". 
      Руководствуясь престижными соображениями, Иннокентий III все-таки лишил 
своей милости венецианцев: отлучение над ними сохранялось в силе. Нельзя было 
оставить совсем без последствий эту историю, подрывавшую репутацию курии. Папа, 
однако, сразу нашел нужные оговорки во избежание недоразумений: да, венецианцы 
преданы им анафеме, но это не должно помешать крестоносцам пользоваться флотом 
республики св. Марка и вообще поддерживать общение с ними. Когда церковь 
наказывает главу семьи и хозяина дома (имелся в виду Дандоло), это не значит, 
что членам семьи возбраняется разделять с ним кров (венецианские корабли) и 
вступать с ним в контакты (иначе говоря, принимать услуги венецианцев). Ради 
достижения "высших целей" приходится, писал ханжа-папа крестоносцам, 
"переносить многое". Бог да простит их! Такова была казуистическая аргументация 
апостолика, направлявшего свое воинство к "высшим целям". Убедительность его 
доводов показалась сомнительной главному вождю крестоносцев: Бонифаций 
Монферратский счел за лучшее до поры до времени не разглашать содержания 
апостольского послания, излагавшего папскую волю, - как бы оно не задержало 
всей экспедиции! Крестоносцы так и не узнали об отлучении Венеции. А сняв 
отлучение с них самих, папа развязал воинам Божьим руки для последующих 
действий. 
      Разгромив Задар, ревнители христовой веры зазимовали в городе. В начале 
1203 г. сюда прибыли посланцы Филиппа Швабского и царевича Алексея. Им было 
поручено поддержать перед вождями крестоносцев просьбы молодого Ангела. Дож 
Энрико Дандоло, маркиз Бонифаций и несколько других предводителей высказались в 
пользу проекта германского короля. Поход на Константинополь отвечал интересам 
венецианских купцов, судовладельцев, всех денежных людей, понимавших, что, имея 
союзником византийского императора, они смогут усилить позиции Венеции на 
Леванте и, быть может, окончательно сведут счеты с самим Греческим царством, 
принудив его к полной капитуляции. Послам из Германии не стоило больших усилий 
уговорить и главных вождей ополчения согласиться на экспедицию к Босфору: она 
ведь предпринималась "ради восстановления справедливости", т.е. якобы для того, 
чтобы заменить на константинопольском престоле узурпатора Алексея III его 
законной родней из дома Ангелов. Предлог был достаточно благовидным, а просьбы 
царевича Алексея подкреплялись заманчивыми денежными и политическими посулами. 
Устоять перед всем этим предводителям оказалось не под силу: они решили помочь 
царевичу. 
      В феврале изготовили грамоты, и главари крестоносцев скрепили их своими 
подписями. Царевич Алексей обязался за помощь, которую окажут ему и его отцу 
крестоносцы, выплатить им 200 тыс. марок серебром. В случае успеха предприятия 
Алексей обещал подчинить греческую церковь римской, самому принять участие в 
Крестовом походе или послать войско в 10 тыс. сроком на один год и брался 
содержать в Заморской земле на свой счет пятьсот рыцарей, которые смогут ее 
оборонять. 
      Бонифаций Монферратский, активный участник предшествующих политических 
интриг, в которых крестоносцам отводилась роль непосредственных исполнителей 
проектов, задуманных предводителями, первым подписался под соглашением о походе 
на византийскую столицу. Щедрая