еспублики в Средиземноморье. 
      Ни деньги сами по себе, ни половинная доля будущей добычи не составляли 
самого существенного в замыслах Дандоло. Согласно договору крестоносцам 
надлежало выплатить сумму в 85 тыс. марок - в этом отношении все как будто было 
ясно. Однако в тексте соглашения ничего не было сказано ни насчет прямой цели 
Крестового похода, ни, главное, насчет того, как поступать, если к назначенному 
сроку - к апрелю 1202 г. - в Венецию не прибудет столько воинов, сколько 
предполагалось. Изменятся ли обязательства крестоносцев в том случае, если 
явится менее 4,5 тыс. рыцарей, менее 9 тыс. оруженосцев и менее 20 тыс. 
серджентов (пеших воинов)? Об этом в договоре не говорилось ни слова. В нем 
предусмотрительно отсутствовало условие, которое как-то регулировало бы размер 
платы за перевоз в зависимости от фактического числа крестоносцев. Получалось 
так, что, сколько бы их ни сошлось в Венецию к намеченному сроку, все равно они 
должны будут уплатить 85 тыс. марок сполна. Вот здесь-то и спрятан был подвох, 
в этом-то пункте дож и обвел французских послов, подписавших договор, вокруг 
пальца, расставив сети для воинов христовых. 
      Заключая договор, циничный венецианский дипломат и купец предугадал то, о 
чем, верно, и не задумывались Виллардуэн и его спутники: дож учитывал, что едва 
ли в Венецию соберутся все крестоносцы - былое религиозное воодушевление сильно 
поугасло, и собрать под знамена креста почти 35 тыс. человек было нелегко. Ну а 
ежели соберется не 33,5 тыс. человек, а меньше, то явившиеся непременно 
окажутся перед лицом серьезных денежных затруднений при расплате с Венецией. И 
уж тогда от венецианского правительства, от него, дожа Дандоло, будет зависеть 
дальнейшая участь крестоносцев: им можно будет продиктовать волю Венеции и, как 
неисправные должники, они, очутившись полностью в руках венецианцев, вынуждены 
будут делать то, что потребует от них он, дож. От него будет зависеть, в каком 
направлении повернуть рыцарское войско, так чтобы это принесло максимальную 
выгоду Венеции. 
      Вряд ли французские послы подозревали об этих коварных замыслах 
седовласого и морщинистого старца, с которым они имели дело и который поклялся, 
возложив руки на Евангелие, что будет неукоснительно соблюдать соглашение. 
Послы недооценили те осложнения, с которыми крестоносцам придется столкнуться 
впоследствии, не приняли во внимание того, что рвение и пыл их 
соотечественников могут поостыть. Напротив, подписывая договор, послы 
радовались, что столь успешно выполнили возложенное на них поручение. 
      О тайных намерениях венецианцев догадывался лишь папа Иннокентий III: он, 
по словам К. Маркса (так формулировалась эта мысль в его "Хронологических 
выписках"), "видел план Дандоло насквозь": папа понимал, что дож хотел 
использовать крестоносцев "в интересах Венеции для завоеваний". Тем не менее 8 
мая 1201 г. римский папа утвердил договор крестоносцев с Венецией. "Он сделал 
это весьма охотно", - пишет Виллардуэн. Тут французский историк несколько 
ошибается, а может быть, умышленно преподносит позицию главы католической 
церкви в таком освещении. Конечно, папа не мог отклонить договор: ведь без 
венецианского флота крестоносцам невозможно было бы переправиться за море. 
Более того, вслед за утверждением договорных грамот (этот факт подкрепляется и 
свидетельством такого достоверного источника, как хроника "Константинопольское 
опустошение") Иннокентий III направил послание венецианскому духовенству, в 
котором выразил удовлетворение тем, что его "возлюбленные чада, дож Энрико и 
народ венецианский, решили оказать Святой земле столь могущественную подмогу". 
Двуличный и лицемерный, папа даже прикинулся, будто все идет сообразно его 
собственным намерениям, все совершается как бы во исполнение его воли: он 
обратился, например, к церковникам Англии и Франции, чтобы они тщательно 
проследили за своевременностью отправления рыцарей в поход, дабы был соблюден 
срок, "который определили наши возлюбленные сыны, графы Фландрии, Шампани и 
Блуа". 
      Тем не менее, утверждая договор, папа выдвинул одно весьма симптоматичное 
предварительное условие: отправляясь на венецианских кораблях воевать против 
"неверных", крестоносцы "да не поднимут оружия против христиан". Иннокентий III 
явно усмотрел в хитро составленных пунктах соглашения что-то неладное: он же 
прекрасно знал, что за деньги венецианцы перевезут кого угодно и куда угодно. 
Вполне вероятно, что при утверждении договора совесть у папы не была чистой и 
на душе у него "кошки скребли": виллардуэновское "весьма охотно" вряд ли 
соответствует истине. 
      
      Нападение на христиан, возможность которого Иннокентий III прекрасно 
понимал, компрометировало бы идею Крестового похода. И если папа все-таки 
благословил договор о перевозке, то не иначе, как обставив свое благословение 
приведенной выше и весьма существенной оговоркой: не нападать на христиан. 
Какое, впрочем, реальное значение могла иметь эта оговорка для папы, чьи "слова 
были словами Бога, а дела - делами дьявола"? Иннокентий III фактически 
санкционировал проведение завоевательного предприятия, объект которого должны 
были определить в первую очередь экономические и политические интересы Венеции. 
Таким наиболее вероятным объектом являлась Византия, а к ее подчинению 
стремился и сам Иннокентий III. Дипломатическая линия папства в Крестовом 
походе и завоевательные проекты венецианцев сближались между собой, хотя и не 
совпадали целиком. 
      Как бы то ни было, но почву для превращения Крестового похода против 
Египта в грабительский поход против Византии подготовила в какой-то мере уже 
весна 1201 г. 
      5.6. Германская империя и Франция против Византии. Бонифаций Моферратский 

      Примерно в то же время вступила в действие еще одна группа причин, 
которые затем отклонили крестоно