были политического свойства. Почти все эти высокие бароны 
во время недавней войны Франции с Англией держали сторону последней, т.е. 
воевали в лагере врагов Филиппа II Августа, выступали приверженцами Анжуйского 
дома. Теперь эти бароны опасались репрессий французского короля: прежде всего, 
разумеется, они испытывали страх за свои земли во Франции. Ведь после гибели 
Ричарда Львиное Сердце Филипп II перенес вражду к нему на Иоанна Безземельного..
. Чтобы лишить своего сюзерена возможности захватить их владения (как союзников 
английской короны), графы Блуаский, Фландрский, а также близкие им бароны и 
порешили стать крестоносцами: ведь имущество последних переходило под охрану 
церкви. "Бодуэн, граф Фландрии и Эно, печалясь о смерти короля Ричарда и 
опасаясь козней французского короля, взял крест со многими баронами, чтобы уйти 
из-под его власти и избежать войны с ним", - ясно говорится, например, в 
хронике Эно. 
      Феодальных магнатов, как и прежде, толкали к заморским авантюрам совсем 
не благочестивые, а вполне земные заботы и помыслы - либо престижного, либо 
непосредственно своекорыстного порядка. Они хлопотали о собственном 
благополучии, о сохранении своих владений, о том, чтобы оградить их от 
покушений капетингской короны и, конечно, приумножить путем захватов на Востоке.
 Захватнические побуждения руководили в основном и массой рыцарей - вассалами и 
субвассалами, которые постепенно присоединялись к знати. Рыцарь Робер де Клари, 
вступивший в отряд своего сеньора Пьера Амьенского и впоследствии ставший 
историком похода, откровенно заявит позднее, что крестоносцы пришли в Византию, 
"чтобы завладеть землей". 
      5.4. Переговоры в Венеции. Левантийская торговля и отношения республики 
св. Марка с Византией 
      К лету 1200 г. во Франции собралось внушительное по тем временам войско, 
готовое отправиться за море. Крестоносцы подразделялись примерно на полторы 
сотни баронских отрядов (в хрониках и документах приводятся имена около 150 
баронов-предводителей), по 80-100 рыцарей в каждом. О первых практических шагах 
их предводителей детально рассказывает в своих записках Жоффруа Виллардуэн, 
который на протяжении всего повествования усердно старается обелить участников 
и руководителей предприятия. 
      Собравшись сперва в Суассоне, затем в Компьене (к северу от Парижа), сам 
Виллардуэн присутствовал на этих совещаниях - баронская верхушка признала 
верховным военачальником феодальных ополчений 22-летнего графа Тибо III 
Шампанского. Затем в Компьене были отобраны шесть знатных рыцарей, которых 
направили послами в Венецию. Им предстояло договориться с венецианским 
правительством о переправе крестоносного воинства. В числе послов был и сам 
Виллардуэн. В составе посольства находился также славившийся своим красноречием 
рыцарь-поэт Конон Бетюнский, автор двух поэм о Третьем Крестовом походе. Послы 
прибыли в Венецию в начале февраля 1201 г. Сколько времени они вели там 
переговоры, точно неизвестно: то ли восемь дней, то ли около двух месяцев 
(сведения наших источников расходятся). 
      Во всяком случае, в начале апреля 1201 г. в результате нескольких встреч 
с престарелым венецианским дожем Энрико Дандоло (1192-1205) был подписан 
договор, по которому Венеция на определенных условиях согласилась предоставить 
крестоносцам корабли. 
      Подписание этого договора явилось весьма ответственным эпизодом в истории 
Крестового похода. Именно тогда в Венеции и была, собственно, изготовлена еще 
одна, притом главнейшая, пружина этого предприятия, которая позже, 
распрямившись, отбросила крестоносцев далеко в сторону от Святой земли. Чтобы 
понять роль "невесты Адриатики" (так называли иногда Венецию) в дальнейших 
событиях, необходимо представить себе ее место в торговых связях Запада с 
Востоком, в особенности взаимоотношения между Венецией и Византией. 
      С конца XI в. республика св. Марка (апостол этот считался покровителем 
Венецианского государства) играла первостепенную роль в левантийской торговле. 
Однако у нее имелись серьезные соперники как в Италии, так и за ее пределами. 
Это были, с одной стороны, Генуя и Пиза, с другой - Византия, номинальным 
вассалом которой Венеция числилась несколько веков. Правда, венецианская 
феодально-купеческая олигархия, опиравшаяся на экономическое и военно-морское 
могущество республики, давно уже пользовалась широкими привилегиями в 
Константинопольской империи. Все более слабевшему византийскому государству 
поневоле приходилось идти на уступки Венеции: ее морской флот был силой, 
которая не раз выручала Константинополь из беды. Однако, поскольку та же сила 
могла обернуться и против него, с этим нельзя было не считаться. 
      Десятки лет назад венецианцы завели в гаванях Византии свои фактории, 
конторы, беспошлинно перевозили товары и торговали ими; они добились полного 
освобождения от таможенного надзора и права постоянно проживать в 
Константинополе. Вассальная зависимость от Византии со временем превратилась 
для Венеции в пустую формальность. Тем не менее привилегированное положение 
республики в империи не было достаточно надежным. Хозяйничанье венецианских 
купцов, арматоров (судовладельцев), ростовщиков на территории Византии, главным 
образом в столице, часто наталкивалось на решительное противодействие 
василевсов, которые подчас принимали против "морских разбойников с Адриатики" 
(так называет венецианцев византийский писатель Евстафий Солунский) суровые 
меры, ущемлявшие интересы венецианской торговли. 
      При этом правящие круги Византии руководствовались различными 
соображениями. Немалое значение имело, в частности, то обстоятельство, что 
константинопольское купечество требовало отпора засилью