ыцарь Ансельм де Рибмонте. По словам французского хрониста, 
"все воинство возрадовалось, каждый побуждал другого к мужеству и не могли 
наговориться вдоволь о явившейся им божественной подмоге". "Весь народ, - 
вторит ему другой хронист, - услышав об этом, прославлял Бога". 
      Горя желанием прорвать блокаду, испытывая подъем религиозных чувств, 
крестоносцы преисполнились боевым воодушевлением. Чудесное копье наверняка 
вызволит их из беды! 
      И в самом деле через две недели - 28 июня 1098 г. - благополучно 
свершился второй акт чуда, "пророчески" возвещенного в сновидении апостолом 
Андреем. С секирами, мечами и копьями в руках, готовые пойти на любой риск и 
безрассудство ради одоления язычников, крестоносцы, уверенные в том, что 
святыня обеспечит им победу над супостатом Кербогой, ринулись в бой. Они 
дрались яростно и ожесточенно. В бою участвовал и капеллан Раймунд Ажильский: 
поддерживая на ходу свою священническую сутану, он нес в руках копье Господне, 
вид которого должен был придать силы атакующим. Ободренные находкой драгоценной 
реликвии, крестоносцы в этот день разгромили в решительном сражении армию 
Кербоги. Она была обращена в бегство, после чего Антиохия окончательно перешла 
в руки западных завоевателей. 
      
      Правда, политические замыслы графа Раймунда Тулузского, ради которых была 
проведена предшествовавшая битве религиозная инсценировка, не смогли быть 
претворены в жизнь. Практическим организатором победы над Кербогой и на этот 
раз выступил Боэмунд Тарентский, соперник Сен-Жилля. Сеньоры опять вручили 
норманну, несмотря на свое нежелание, верховное командование, и именно ему 
крестоносцы оказались вновь обязанными победой над сельджуками. Святое копье не 
смогло доставить политический выигрыш графу Раймунду. 
      Главную же роль в успехах крестоносцев сыграла не столько их воинская 
доблесть, сколько раздоры, вспыхнувшие среди сельджукских эмиров накануне 
сражения. 
      
      У многих из них обострились отношения с Мосулом. Кербогу покинули 
дамасский эмир Дукак, которому сообщили о готовящемся с юга вторжении египтян в 
Палестину, и некоторые другие сельджукские военачальники, недовольные, как о 
том повествует арабский историк Ибн аль-Асир, высокомерным обращением с ними 
главнокомандующего. Войско мусульман сильно поредело. 
      
      Крестоносцы, кстати сказать, ничего не знали об этих раздорах: еще 27 
июня они завязали с Кербогой переговоры о снятии осады с Антиохии (между прочим,
 одним из уполномоченных, посланных к сельджукам для ведения переговоров, был 
Петр Пустынник). Переговоры оказались безрезультатными, и на следующий день 
Боэмунд, разделив армию крестоносцев на шесть отрядов, повел их в атаку, 
которая увенчалась успехом. При виде крестоносцев, стройными рядами выходящих 
из ворот Антиохии  сельджуков, численность которых изрядно уменьшилась, 
охватила паника. Вскоре они "обратили тыл". 
      "Одержав победу, - напишут позже крестоносцы папе, - мы целый день 
преследовали неприятелей, многих вражеских воинов поубивали, а затем, радостные 
и торжествующие, двинулись к городу". На этот раз они взяли и городскую 
крепость. Ее осаждал отряд графа Тулузского, но комендант крепости Ахмед ибн 
Меруан вместе с находившейся с ним тысячью воинов сдался прибывшему туда 
Боэмунду, с которым, вероятно, заранее была достигнута договоренность об 
условиях капитуляции. 
      Разбив противника, крестоносцы дотла разграбили лагерь Кербоги, воины 
которого "побросали свои шатры, и золото, и серебро, и множество драгоценностей,
 а также овец и коров, коней и мулов, верблюдов и ослов, хлеб и вино, муку и 
многое другое, в чем мы нуждались", - с упоением перечисляет добычу норманнский 
хронист. 
      Между тем история со святым копьем еще долгое время вызывала споры среди 
современников, в том числе и среди самих крестоносцев. 
      Участники Крестового похода и те, кто знал о находке святого копья от 
очевидцев или третьих лиц, передают этот эпизод по-разному. Различия в 
повествованиях отражают разницу в самом подходе верующих людей конца XI начала 
XII в., в самом их отношении к подобного рода религиозному самообману и 
благочестивому обману. 
      Детальнее всего рассказывает о находке святого копья ее инспиратор и 
исполнитель чуда - капеллан-хронист Раймунд Ажильский. Он тщательно скрывает 
закулисную сторону всей этой более чем сомнительной истории. Находка реликвии, 
обнаруженной по указанию свыше, изображается в его рассказе подлинно чудесным 
происшествием, плодом Божественного Откровения, данного крестоносцам через 
апостола Андрея. Желая "утешить их в крайней печали", Бог выказал свою великую 
благость и могущество, "избрав (для этого) бедного крестьянина, родом 
провансальца". "Через него господь укрепил всех нас" - такова суть внешне 
бесхитростного повествования Раймунда Ажильского. 
      Некоторые позднейшие исследователи вроде Г. фон Зибеля считали его 
фанатиком, по-настоящему верившим в богооткровенность и в чудесный характер 
случившегося. Другие, например К. Клайн, напротив, видели в нем лжеца, 
"настоящего иезуита до Лойолы", полагая, что он отнюдь не был слепо благочестив,
 а вполне сознательно, с умыслом прибег к религиозному мошенничеству и затем 
выдал его в своем произведении за происшествие подлинно небесного происхождения.
 Истина же в действительности находится посередине. Раймунд Ажильский был и тем 
и другим. Если он прибег к лживой проделке, то это не исключает искренности 
религиозных убеждений провансальского священника  Он действовал в глубокой 
уверенности, что находка святого копья, проро