рачу, а 
оттуда по той же виа Эгпациа - к Константинополю. 
      Так, разными путями, но примерно из одинаковых побуждений двинулись в 
Крестовый поход ополчения рыцарства и князей, а с ними и новые многотысячные 
толпы бедняков, по-прежнему надеявшихся на лучшую долю в дальних странах. 
      Рыцари были несравненно лучше подготовлены к походу, чем опередившие их 
скопища переселенцев из крестьян. Они запаслись средствами на дорогу. Многие 
заложили или распродали свои имения и другую собственность. Готфрид Бульонский 
заключил соответствующие сделки с льежским и верденским епископами: за 3 тыс. 
марок серебром он продал им некоторые из своих поместий и даже родовой замок 
Бульон заложил первому из них. Подобным же образом поступили с иными своими 
владениями Раймунд Ту-лузский и ряд его будущих лангедокских соратников. Герцог 
Роберт Нормандский урвал 10 тыс. марок серебром у своего коронованного брата, 
который, чтобы изыскать нужную сумму, в свою очередь, обложил чрезвычайным 
налогом собственных подданных, включая духовенство, поднявшее ропот по этому 
случаю. Феодалы меньшего ранга тоже распродавали свои права (судебные, 
охотничьи) и закладывали недвижимость. 
      Клюнийские монахи, красноречиво порицавшие на словах алчность и 
корыстолюбие, не прочь были умножить богатства своих обителей за счет 
крестоносцев. Точно так же епископы и аббаты Лотарингии, Южной Франции и иных 
областей спешили не упустить благоприятные возможности - крестоносцы нуждались 
в деньгах, и цены на недвижимость упали. Церковные иерархи по дешевке скупали 
поместья сеньоров и рыцарей, собиравшихся в Крестовый поход. По выражению 
американского историка Ф. Данкэлфа, церковь "сделала хороший бизнес на покупках 
и приобретении в залог за деньги собственности крестоносцев". 
      Запасаясь звонкой монетой, рыцари в то же время позаботились и об оружии. 
Вооружение и снаряжение феодального войска было значительно совершеннее, чем у 
крестьян. Каждый рыцарь имел при себе меч с обоюдоострым стальным клинком. 
Иногда такой меч служил и для религиозных надобностей: перекладина, отделявшая 
эфес от клинка, придавала мечу форму креста, и рыцарь мог, воткнув меч в землю, 
молиться перед ним. У рыцаря было также деревянное копье с металлическим 
наконечником, обычно ромбической формы. Помимо своего прямого назначения - 
колоть противника - копье выполняло и подсобную функцию: под наконечником 
прикреплялся флажок с длинными лентами, которые, развеваясь на скаку, пугали 
коней противника. Необходимой принадлежностью рыцарского вооружения был также 
деревянный, обшитый металлическими пластинками щит (круглой или продолговатой 
формы). В бою рыцарь держал его левой рукой. Голову крестоносца прикрывал шлем, 
а тело кольчуга (иногда двойная) или латы. На ноги надевались кожаные 
наколенники и снабженные металлическими пластинками поножи. Рыцарь в полном 
вооружении представлял собою как бы подвижную, на коне, крепость. Много 
всяческого воинского имущества везли крестоносцы; кроме него, они прихватили с 
собой и охотничьих собак, и клетки с соколами (для охоты в пути). 
      Относительно более правильной (по сравнению с крестьянской) была и 
организационная структура рыцарских ополчений. Тем не менее они никогда, с 
самого начала и до конца похода, не представляли собой единого войска. 
Отдельные отряды ничто не связывало друг с другом. Каждый сеньор отправлялся со 
своей дружиной. Не было ни высших, ни низших, формально кем-либо назначенных 
предводителей, ни единого, общего для всех командования. Никто не задумался о 
том, чтобы выработать какой-либо общий план кампании или хотя бы установить 
точный маршрут для отрядов. Состав отдельных ополчений, стихийно 
группировавшихся вокруг наиболее именитых сеньоров, менялся, поскольку рыцари 
частенько переходили от одного предводителя к другому в надежде извлечь из 
этого те или иные выгоды. 
      Еще не достигнув Константинополя, эта разбойничья рать с крестами на 
груди начала грабить и насильничать. Лотарингские рыцари целых восемь дней 
занимались грабежами в Нижней Фракии: предлогом для ратников Готфрида 
Бульонского послужило известие о том, что Алексей будто бы держит в плену Гуго 
Вермандуа. Жестокие насилия над населением Эпира, Македонии и Фракии чинили 
норманнские рыцари Боэмунда Тарентского. По признанию безвестного 
рыцаря-хрониста, находившегося в этом отряде, они отнимали у жителей все, что 
находили. Между г. Касторией и р. Вардаром норманны целиком разрушили один 
город: в нем жили еретики-павликиане, и этого оказалось достаточным, чтобы всех 
их истребить. 
      Не менее дикими разбоями ознаменовался переход крестоносцев графа 
Тулузского через Далмацию. Его хронист и капеллан (исповедник-секретарь) 
Раймунд Ажильский в своей "Истории франков, которые захватили Иерусалим" 
рассказывает, как жители Далмации (Славонии), "пустынной, горной и бездорожной 
страны, в которой мы три недели не видели ни зверей, ни птиц", отказывались 
продавать что-либо рыцарям и давать им проводников, как при приближении 
крестоносцев они бежали из селений, убивали скот, лишь бы он не достался воинам 
с крестами на знаменах, а сами, хорошо зная местность, укрывались в горных 
ущельях и густых лесах, где "нашим вооруженным рыцарям нелегко было 
преследовать этих безоружных разбойников" - так называет мирных далматинцев 
провансальский хронист. 
      На самом деле, конечно, разбойниками были сами крестоносцы. Раймунд 
Тулузский снискал себе печальную известность в Далмации своими зверствами: 
однажды он (о чем не без похвальбы повествует его капеллан) приказал выколоть 
глаза, отрезать носы, отрубить руки и ноги шестерым далматинцам, захваченным в 
плен рыцарями. Во фракийских городах Руссе и Редеете рыцари графа Сен-Жилля, по 
словам того же Раймунда Ажильского, взяли огромную добычу. С .воинственным 
кличем "Тулуза, Тулуза!" они атаковали Руссу и, ворвавшись в город, учинили там 
погром. 
      Продвижение крестоносцев по Балканскому полуострову сопровождалось 
разнузданными грабежами. Однако