|
Кеепап, 1977: 11) характеризует их как «классовая револю-
ция», он, по-видимому, заходит слишком далеко. Но эти перемены, дей-
ствительно, могли привести к падению или упадку власти благородных
туарегов и смягчению или ликвидации зависимого положения их васса-
лов. Можно усомниться и в том, что общество туарегов Ахаггара про-
должало бы оставаться даже раннеклассовым.
В туарегском обществе Ахаггара заметна третья тенденция, связан-
ная с возникновением и трансформацией кочевых государств — разде-
ление труда, совпадающее с линиями социальной стратификации внутри
общества. Она выглядит у туарегов несколько смазанной, отчасти пото-
му, что само государство у них так и не сформировалось, отчасти пото-
му, что ей сопутствовали и другие тенденции, и главное, потому что
разделение труда совершалось между самими скотоводами, а не между
скотоводами и земледельцами. В некоторых других туарегских общест-
вах упомянутая тенденция проявлялась более отчетливо.
Першиц (1968: 351) справедливо отметил, что в неразвитости по-
литической организации у туарегов «сыграли свою роль и
Ближний Восток 433
бедность страны, и малочисленность населения, и, главное, то обстоя-
тельство, что ни у Кель Ахаггар, ни у Кель Аджар не было ни одного
крупного оазиса, опираясь на который аменукалы могли бы упрочить
свою власть над кочевыми племенами».
Эту мысль можно развить и дальше. Отсутствие достаточно много-
численного эксплуатируемого земледельческого населения неминуемо
должно было обратить вспять процессы социальной стратификации туа-
регов Ахаггара, несмотря на все особенности их социально-политической
организации, вернуть их на доклассовый уровень развития. В конце кон-
цов, и в данном случае общие закономерности развития кочевых обществ
возобладали бы над локальными особенностями.
Очень много своеобразных аспектов имела проблема кочевой госу-
дарственности в Северной Африке (Магрибе). Раздельность проживания
кочевников и земледельцев в этом регионе далеко не полная, а границы
между кочевым и оседлым миром были в средние века весьма подвиж-
ными (de Planhol, 1968: 140 ff.). Даже если на зиму кочевники откочевы-
вали в присахарские районы, их летники находились в непосредственном
соседстве с обрабатываемыми землями, например, в Телле, с прилегаю-
щими районами. К тому же на юг откочевывали только верблюдоводче-
ские группы; овцеводы в зимних перекочевках не участвовали (Dhina,
1956: 421—424).
Кроме того, для кочевников всегда были притягательными степные
равнины Магриба. Переселения номадов в Северную Африку происхо-
дили не только из Азии. Неблагоприятные условия, засухи и пр. влекли
также кочевников Сахары к плодородному побережью. Иногда это были
завоевания, иногда постепенная инфильтрация, иногда их приглашали
султаны, стремившиеся противопоставить одних кочевников другим. При
этом кочевники нередко присваивали земельную собственность и ставили
земледельцев в зависимое положение (Dunn, 1973: 85, 92—93).
В Северной Африке кочевники имели все основания стремиться со-
хранить свое положение в неизменности, потому что на протяжении
многих веков они были господствующей военной си-
434 Глава V. Номады и государственность
лой с соответствующими возможностями в эксплуатации земледельцев и
горожан. Их седентаризация в средние века хотя иногда и имела место,
но в очень ограниченных размерах (de Planhol, 1968: 152). Все эти об-
стоятельства хотя и не исключали полностью, но существенно ограничи-
вали проявление второй тенденции в эволюции кочевых государств.
Другой особенностью Северной Африки было состояние оседлых
обществ. В евразийских степях, а иногда и на Среднем Востоке, кочев-
никам противостояли крупные и сильные государства. Как правило, лю-
бая форма их подчинения кочевникам, не говоря уже о прямом завоева-
нии, была возможна только в периоды их ослабления и децентрализации
и/или при условии предварительного объединения и централизации са-
мих кочевников.
В Северной Африке хилялианское вторжение XI в. нанесло сильный
удар по местной оседлой государственности. Начиная с XI в. для всех
государств Северной Африки проблема кочевников приобре
|
|