а центробежные тенденции развивались быстро. 

Афганские ханы облекались большой властью на завоеванных тер-
риториях и усиливали эксплуатацию зависимых земледельцев-хамсая. 
Однако они действовали не только в своих собственных интересах, но и в 
интересах своего племени. По отношению к соплеменникам большинство 
афганских ханов не располагало принудительной властью и не могло об-
лагать их налогами и другими повинностями. 

«Я не найду двух примеров, когда бы хан облагал налогами свой 
улус ради своей выгоды; но регулярный налог, который платят «хамсая», 
налог, налагаемый на неверных, который платят индусы, и пошлины, со-
бираемые с торговли, проходящей через земли улуса, в нескольких слу-
чаях присваиваются ханом» (Elphistone, 1819, I: 263—264). Некоторые 
привилегированные племена, члены которых становились землевладель-
цами, приобретали черты сословных групп. 

Но, главное, про государство Дуррани с самого начала нельзя гово-
рить как про государство, созданное кочевниками. Последние лишь при-
нимали участие в его создании и особенно в его завоеваниях, и извлекали 
из этого определенную выгоду — иногда в том, что получали даль-
нейшие возможности и стимулы для 



422 Глава V. Номады и государственность 

 

отказа от номадизма (ср. с политическими образованиями Белуджистана 
— см. Swidler, 1978; Pastner, 1978). 

Ближний Восток 

 

К Ближнему Востоку в целом особенно подходит замечание Гелл-
нера (Gellner, 1973: 1), которое этот ученый сделал применительно к бо-
лее обширному региону. «История мусульманского Среднего Востока с 
самого ее начала в значительной степени может быть написана с точки 
зрения взаимодействия кочевников и оседлого и городского населения» 
(ср. Asad, 1973: 71). 

На кочевую государственность Ближнего Востока также оказывали 
влияние разнообразные факторы, такие, как преимущественно оазисный 
характер земледелия, слабое развитие крупных ирригационных систем 
(за исключением Месопотамии, Египта и древнего Йемена), благоприят-
ствующие централизованному управлению; разделение труда среди са-
мих кочевников и полукочевников, иногда стремление кочевников мо-
нополизировать владение скотом (туареги, кочевники Мавритании, от-
части фулани в суданско-сахельской маргинальной зоне; см. Gallois, 
1972: 301—302); сравнительно небольшая плотность и разбросанность 
кочевого населения на обширных территориях, характерная для многих 
подтипов ближневосточного номадизма, и наконец, особенно большая 
роль ислама — «привилегированного инструмента экспансии и влияния» 
(de Planhol, 1976: 126). 

Тем не менее экологические и исторические условия в различных 
частях Ближнего Востока были столь непохожи, что кочевые государст-
ва в них обладали ярко выраженными локальными особенностями. 

Отсутствие крупных ирригационных систем в Аравии, начиная со 
средневекового периода, и оазисный характер земледельческо-городской 
жизни всегда мешали ее объединению в единое государство. Помимо 
экологических препятствий, экономический потенциал полуострова был 
слишком невелик как для того, чтобы стимулировать возникновение 
крупных кочевых объединений, так и для создания больших и сильных 
оседлых государств в отличие от кочевников евразийских степей, в 
Аравии сравнительно 



Ближний Восток 423 

прочные объединения нескольких кочевых образований были редки и 
недолговечны. Так, в объединение Нури алъ-Шаалана в первой четверти 
XX в. входили рвала, авлад али и аль-михлаф, а также несколько неболь-
ших неаназских племен, причем сильнейшими бы