сколько больше 500 га , т. е.
 5 кв. км. При этом значительное пространство (около 100 га ), прилегающее 
непосредственно к степам, оставалось, как полагает тот же исследователь, 
незастроенным, так как было предназначено для казарм и складов армии [458, с. 
1289 — 1290]. Внутри города располагались некрополи, что еще уменьшало площадь, 
запятую зданиями. Зато остальная часть города была застроена очень плотно, и на 
многоэтажные дома приходилась значительная часть населения. 
Страбон { XVII , 3, 15) говорит, что накануне III Пуни--, ческой войны в 
Карфагене жили 700 тыс. человек. Как показали недавние исследования, цифры, 
кратные семи, в том числе 700 тыс., могут быть чисто риторическим оборотом и 
выражать понятие «очень много» [68, с. 192—196]. К тому же надо иметь в виду, 
что под словом nokiQ , географ мог подразумевать не только сам город в нашем 
смысле слова, но и его округу [368, с. 4—244; ср. 75, с. 54]. Поэтому при 
определении численности городского населения нриходится обращаться к косвенным 
данным, учытывая при этом большую степень гипотетичности всех вычислений. 
Диодор ( XX , 10, 5) рассказывает, что при неожиданном вторжении Агафокла в 
Африку карфагеняне, не дожидаясь ни союзников, ни войск из хоры, вывели в поле 
армию граждан (аитоие бё Tops no ^ iTixouc ;), насчитывающую не меньше 45 тыс. 
125 

пехотинцев, тысячу всадников и две тысячи колесниц, т. е. всего около 50 тыс. 
ъоиноъ. Опасность была столь велика, что были, по-видимому, мобилизованы все 
или почти все граждане, способные носить оружие, а таковые, по современным 
расчетам, составляют приблизительно '/з населения [25, с. 40]. Следовательно, в 
конце IV в. до н. э. гражданское население Карфагена составляло около 150 тыс. 
человек. Мы не знаем, каково было соотношение различных категорий карфагенского 
населения, сколько метеков, бодов, «сидонских мужей» и рабов приходилось на 
каждого гражданина. В Александрии в I в. до н. э. проживало около 300 тыс. 
свободных людей ( Diod . XVII , 52, 6); в эллинистическом Егинте у лиц, 
принадлежащих к среднему слою населения, было приблизительно по два раба [67, с.
 301]; поэтому все александрийское население считают примерно равным 1 млн. 
человек [302, с. 10]. 
Существовало ли такое соотношение в Карфагене? Учитывай довольно высокое 
развитие там рабства, это вполне возможно. А если принять во внимание другие 
категории негражданского населения, то на одного гражданина приходилось, 
по-видимому, еще больше других жителей. Поэтому не будет большим преувеличением 
определить численность всего населения Карфагена в конце IV в. до н. э. в 
550—600 тыс. человек. Отбросив около 100 тыс. проживавших в Мегаре, мы получим 
плотность населения в нижнем городе в среднем 1250 человек на гектар. Эта 
плотность не будет слишком уж велика, ее можно сравнить с александрийской: в 
Александрии она достигала в среднем тысячи человек на гектар, а в отдаленных 
районах (вне роскошного квартала «бета») была явно гораздо большей. Карфаген, 
таким образом, был в числе самых крунных городов древнего мира. Для сравнения 
можно отметить, что все население Афин во времена Перикла достигало 200—300 тыс.
 человек, а в Риме при жизни Цезаря проживали 800 тыс. [25, с. 57; 302, с. 6, 
12]. Численность населения, естественно, не оставалась неизменной. Во II в. до 
н. э. она, по-видимому, выросла из-за притока населения из городов, отошедших к 
римлянам и нумидийцам, свидетельством чему может, как уже говорилось, быть 
застройка склонов холма Бирсы. И в таком случае мы получаем цифру, достаточно 
близкую к сообщенной Страбоном. 
Определенную долю населения Карфагена составляли иноземцы. Не говоря о рабах, 
привозимых сюда из различных районов Африки и Европы, в пунической столице 
временно или постоянно проживало немало иноземцев. Среди них было много 
ливийцев, в частности нумидийцев. В посвящениях Тиннит и Баал-Хаммону 
встречаются ливийские имена: Мас-126 силават, Екат, Цаканан, Зибак ( CIS , 3289,
 3414, 3472, 3619). 

IS некоторых случаях прямо указывается происхождение посвятите ля из того или 
иного африканского города: нанример, Анан сын Шаанана из города Тубурсика ( CIS 
, 309). Жили здесь и этруски, один из них в надписи на дощечке из слоновой 
кости назвал себя карфагенянином [305, с. 36; 386, с. 371]. Возможно, 
воспоминания о связях с Карфагеном побудили уже в I в. до н. з. этрусков, 
устрашенных террором Суллы, эмигрировать именно в Африку и обосноваться 
сравнительно Е1едалеко от разрушенного пунического города [328, с. 547— 549]. 
Перед III Пунической войной в Карфагене было довольно много других италиков, 
как это видно из сообщения Аппиана ( Lib . 92) об их убийстве отчаявшимися 
карфагенянами при известии об ультиматуме Рима. 
Обитали в Карфагене и греки. Когда там появилась греческая колония, неизвестно. 
Мы только знаем, что в 396 г . до н. э. она уже существовала ( Diod . XIV , 77, 
5). И с тех нор греки постоянно жили в этом городе, несмотря на все перипетии 
пунийско-эллинских взаимоотношений. Некоторые из иностранцев, проживавших в 
Карфагене, могли подняться до положения гражданина. Так, там натурализовался 
некий грек, дед Гиппократа и Эпикида, который бежал туда из Сиракуз ( Liv . 
XXIV , 6, 2). Гражданами становились дети карфагенян от их иноземных жен. Так, 
павшего при Гимере сына Магона Гамиль-кара родила сиракузянка ( Her . VII , 
166). 
Наконец, надо отметить выходцев из метрополии, которые по тем или иным причинам 
переезжали в Карфаген, как, например, женщины и дети, отнравленные из Тира в 
Африку накануне македонской осады ( Diod . XVII , 41; lust . XI , 10, 14). Нам 
неизвестно правовое положение финикийских и тем более тирских переселенцев. 
Едва ли они рассматривались как простые метеки. Они могли доволь