ов, не было вопросов. Разве это он, Антоний, хотел бросить в лицо 
возлюбленной грубые слова? Разве это его мучила неизвестность и терзала 
ревность? Все это, может быть, будет завтра, утром, а пока – только она, 
прекрасная, желанная, великолепная...
   Чтобы подчеркнуть близость к Антонию, Клеопатра превратилась в того, кем 
хотел видеть ее возлюбленный. Она была то сладострастной вакханкой, то 
высокомерной и неприступной богиней, то самого низкого сорта куртизанкой, 
потворствуя его грубым инстинктам. Она наравне с ним пила вино на пирах, 
танцевала для него. Часто между влюбленными возникали ссоры, доходящие до 
рукоприкладства, причем особенно усердствовала в пощечинах Клеопатра. Крошечная 
ручка царицы почти не оставляла следов на лице Антония, при этом доставляя ему 
особенное наслаждение. Переодеваясь в одежду матросов и слуг, они иногда по 
вечерам бесцельно бродили по улицам Александрии, задирая прохожих. Часто такие 
прогулки заканчивались драками, но уже на следующий день Антоний был готов к 
новым приключениям ради влюбленной и любимой женщины.
   Клеопатра готова была на все, чтобы подольше удержать Антония рядом с собой. 
Ее причудливым выдумкам не было предела.
   Однажды во время очередного пира она вдруг заявила, что отличается от других 
женщин тем, что может одна выпить десять миллионов сестерций.
   Среди гостей раздались неуверенные смешки. Сам Антоний онемел, с улыбкой 
взирая на царицу. Оказалось, царица не хвастала. Она вынула из уха серьгу с 
жемчужиной, равной которой не было во всем мире, и бросила в чашу, где та 
растворилась в уксусе, заранее приготовленном. На глазах у изумленной публики и 
восхищенного Антония она выпила этот ставший бесценным напиток.
   Может быть, Антоний слишком торопился с возвращением к Клеопатре или просто 
проявил политическую оплошность, но, возвратившись в Египет, провел там зиму 
41—40 гг. до н. э. В Александрии Антоний расположил свою штаб-квартиру, чтобы 
расставаться с Клеопатрой как можно реже.
   Антоний показал себя здесь, в Александрии, как осторожный и мудрый политик. 
Помня, какое гнетуще впечатление на египтян произвел в свое время Цезарь, 
явившись в Александрию со знаками консульской власти и во главе войска, Антоний 
объявил, что прибыл в город как частное лицо. Четырнадцать лет назад он сумел 
предотвратить убийство египетских пленных и этим завоевал себе популярность. 
Теперь же осталось только закрепить это благоприятное впечатление о себе. 
Антоний хотел показать, что он ищет помощи не завоеванного, а независимого 
государства и просит о ней как друг и гость царицы.
   Авторитет Антония поддерживала и сама Клеопатра. Особенное впечатление на 
жителей Александрии произвела новость о беременности Клеопатры. Гордо объявила 
царица о том, что отец ее будущего ребенка – Антоний.
   Он мог вдруг замолчать на несколько часов, и любое постороннее движение, 
слово, взгляд доводили его до бешенства. Необъяснимые приступы раздражения, 
внезапное отчуждение Клеопатра объясняла политическими, государственными и 
военными проблемами, которые тяжким грузом давили на возлюбленного. Но однажды 
она услышала имя Фульвии, произнесенное Антонием во сне. Клеопатра прислушалась.
 Антоний несколько раз произнес имя жены и вдруг застонал, как от невыносимой 
боли. Сердце гордой царицы сжалось. Она опять стояла между ними – не соперница 
даже, а та, которая имела все права быть рядом с Антонием. Все права… кроме 
права возлюбленной. Клеопатра старалась изо всех сил, пытаясь сделать жизнь 
Антония приятной, ведь с ней ему должно было быть лучше, чем с Фульвией. 
Погружаясь почти ежевечерне в ванну, наполненную молоком молодых ослиц, она 
почти физически ощущала, как вливаются в нее живительные соки, как молодеет и 
хорошеет тело, как приобретает необыкновенную прозрачность и свежесть лицо.
   Антоний восхищался ею, а во сне вспоминал жену.
   У Клеопатры оставался один, но веский способ удержать Антония возле себя. 
Завтра… Завтра она сообщит ему о том, о чем тихо, дабы не услышали слуги, 
прошептал ей врач сегодня утром. Она почувствовала внезапное недомогание и 
послала за ним, старым надежным другом. Он принял рожденного ею Цезариона, а 
сегодня, опустив глаза и улыбаясь, сказал: «Вы вновь готовы подарить миру дитя, 
царица, слава богам».
   Она беременна от Антония. Она родит ему сына и этим навсегда соединится с 
ним.
   Антоний повернулся во сне и вдруг открыл глаза. Он здесь, снова с ней. Он не 
витает уже в том мире, куда отправляются души людей по ночам. Клеопатра плакала.
 Слезы катились по гладким смуглым щекам, но ей не было стыдно за эту слабость. 
Ведь она тоже могла уставать, испытывать отчаяние, предчувствовать беду…

   И вновь разлука
   Что двигало Фульвией, когда она самовольно подняла мятеж против Октавиана, 
заручившись поддержкой консула Луция? Казалось бы, в интересах Антония 
действовали они, когда выступили в защиту множества людей, обездоленных 
Октавианом. Италия, владеющая лучшими землями, на которых Фульвия хотела 
поселить 100 тысяч своих ветеранов, считалась совместным владением обоих 
триумвиров. Октавиан решил по-своему. Он раздавал лучшие земли своим 
приближенным, не принимая во внимание договор с Антонием.
   Вокруг Фульвии и Луция объединились люди, у которых безжалостный Октавиан 
конфисковал земли. Силы их были, конечно, весьма невелики. Октавиану удалось 
окружить небольшое войско в городе Перузии. Там вскоре начался голод. Пошли 
слухи, что Фульвия, испугавшись увлечения своего мужа царицей Египта, нарочно 
начала войну. Она хотела привлечь внимание Антония к проблемам родины, надеясь 
на то, что сможет вырвать его из объятий Клеопатры. Возможно, что были и 
политические причины этих трагических событий, ведь Фульвия была достаточно 
амбициозна.
   Известно, ч