еку плясуны и мимы танцуют и
кувыркаются под аккомпанемент кастаньет и хлопков.
Дань от Сирии подносят одетые в длинные одежды азиаты. Опустившись на колени,
они поднимают руки, приветствуя царя. Перед фараоном проводят великолепных 
сирийских
лошадей, позади них везут колесницы. Далее идут группы рабов, однако их руки не 
закованы
в кандалы (как это делалось во времена других фараонов), а просто связаны 
веревкой.
Луки, копья, щиты, кинжалы, бивни слонов и другие вещи сложены на землю около
павильона, а красивые вазы из драгоценных металлов или поделочного камня 
поставлены на
возвышениях, чтобы правитель мог ими полюбоваться. Слуги проводят диких зверей, 
среди
них всеобщее внимание, вероятно, привлек прирученный горный лев. Последними 
проходят
несколько обнаженных девушек, выбранных исключительно из-за своей красоты, 
можно
предположить, что они займут свое место среди других прислужниц во дворце.
С «островов, расположенных посреди моря», привезли прекрасные вазы, некоторые
расписанные по кругу человеческими фигурами. Из Ливии доставили страусовые яйца 
и
перья. Дань из Нубии и Судана несли негры; она состояла из множества золотых 
браслетов и
колец, а также мешков с золотым песком, который добывали в копях в Восточной 
пустыне.
На рисунке можно разглядеть щиты, оружие, бивни и шкуры, перед троном проводят
скот и антилоп. Как азиаты изумили собравшихся, привезя с собой льва, так и 
негры
заставили всех трепетать, выведя невероятного размера пантеру. В конце 
процессии шли
рабы обоего пола, женщины несли в корзинах на спине детей, но опять же мы 
должны
отметить, что с рабами не обращались жестоко. Последний факт заслуживает 
особого
упоминания, поскольку обычно на изображениях подобных церемоний можно увидеть
группы несчастных пленников с заломленными назад руками и подгибающимися 
коленями;
ничего подобного нет на рисунках времен Эхнатона.
Юный фараон ни выносил зрелища человеческих страданий, ибо знал на собственном
опыте, что такое физические мучения. Пытки пленников или казни бунтовщиков были 
ему
столь же отвратительны, как и нам с вами.
Глава 7
ЦАРИЦА ТИУ ПОСЕЩАЕТ ГОРОД АТОНА
Как говорилось выше, Эхнатон оставил Фивы примерно на восьмой год правления, но,

похоже, его мать, царица Тиу, вовсе не стремилась последовать за ним, решив 
остаться в
своем дворце у подножия фиванских гор. Скорее всего, она не разделяла желание 
своего
сына создать новую столицу, поэтому переезд двора огорчил ее, хотя, конечно, 
она
осознавала необходимость подобного шага.
Несмотря на преклонный возраст, ей болезненно недоставало пышности и ритуала
великолепного двора, которым она когда-то правила. Вплоть до четвертого года 
правления
ее сына, то есть примерно до его шестнадцатилетия, она была главной, и весь мир 
должен
был преклонять колени перед ней. Она могла наслаждаться роскошными чужеземными
дарами, но теперь, когда царь и вся знать отправились в город Атона, туда же 
стали свозить
всю собираемую дань.
Старой царице было суждено вести тихую уединенную жизнь во дворце, который,
вероятно, быстро начал приходить в упадок. По всей вероятности, с ней жила ее 
маленькая
дочь Бакетатон, возможно, что ту же участь разделили и другие дочери, хотя о 
них ничего и
не известно, может статься, что они уже умерли. Видимо, она иногда навещала 
своего сына в
городе Атона, и там для нее построили постоянную резиденцию, чтобы Тиу могла
останавливаться в ней когда захочет. Главный мажордом Тиу, пожилой человек по 
имени
Хуи, часть времени проводил в новой столице, где для него построили гробницу. 
Рельефы на
ее стенах рассказывают в том числе об одном из визитов старой царицы к Эхнатону.
 Когда
точно происходили эти события, мы не знаем, но, поскольку в надписях в гробнице 
имеются
отсылки к двенадцатому году правления Эхнатона, визит, вероятно, состоялся 
примерно в
это время.
Царице тогда было за пятьдесят, ее дочери Бакетатон, родившейся незадолго до 
смерти
отца, около двенадцати. Эхнатон принимал мать и сестру с искренней радостью и 
радушием,
мажордома Хуи призвали, чтобы организовать празднества в их честь.
Некоторые эпизоды этих торжеств изображены на рельефах; художник, несмотря на
всю нелюбовь