рапон Ахилла, гибнущий вместо него под стенами 
Илиона (Патрокл гибнет не вместо Ахилла, а вместе с Ахиллом, так сказать, 
«прокладывая ему дорогу»'). Сам Ахилл — ферапон того нерожденного бога, слава 
которого страшит отца-Зевса и который должен был свергнуть отца с престола. А 
потому для Ахилла нос-тос не просто невозможен: он невозможен в принципе, ибо 
наследием его, по идее, должна была стать вовсе не Пелеева Фтия.
    В свете этой трактовки все события, связанные с временной «задержкой» 
Ахилла на пути к смерти, задержкой, организованной по просьбе Фетиды тем же 
Зевсом, приобретают еще один, дополнительный смысловой оттенок. Агамемнон, этот 
земной ферапон Зевса, прав всегда, даже совершая грубые с человеческой точки 
зрения ошибки и просчеты. Ситуация статусной неопределенности, давшая «Илиаде» 
драматическую сюжетную основу, есть в этом смысле всего лишь отражение 
возможной «небесной», олимпийской коллизии, которая не случилась именно потому, 
что волею Зе-веса была вовремя «отыграна» на земле. Ахилл попытался обрести 
свой ностос, но доля младшего сына оказалась сильнее, и демонстративная гибель 
Патрокла заставила его вернуться в героический статус и тем обречь себя на 
скорую смерть.
    Ахилл отправляет Патрокла в бой с весьма показательной «боевой задачей»:
...Отрази от судов истребленье; Храбро ударь, да огнем не сожгут у нас 
сопостаты Наших судов и желанного нас не лишат возвращенья.
(XVI, 80-82)
    Он не хочет лишиться ностос и заклинает Патрокла ни в коем случае не ходить 
под троянские стены. Однако Патрокла не удержать, гибнет он именно под стенами, 
и если переводить его имя буквально, то Гектор актом снятия корыстей лишает 
Ахилла «Славы отцов» — ограбление ферапона не имеет отношения к самому ферапону,
 который уже получил свою посмертную славу, геройски погибнув, но имеет самое 
непосредственное отношение к тому, кого ферапон представляет и «под чьей рукой» 
он находится. То обстоятельство, что доспехи Ахилла попадают при этом в руки 
убийцы, Гектора, есть прямой ущерб Ахиллу как «хозяину»,
' И еще одна немаловажная деталь Патрокл старше Ахилла

Греки

213

предъявившему претензии на долю старшего сына. И, наконец, после всех этих 
событий Ахилл, возложив руки на грудь мертвого ферапона, отрекается от гнева и 
возвращается в предопределенный ему статус:
...Далеко, далеко от родины милой
Пал он; и верно, меня призывал, да избавлю от смерти1.
Что же мне в жизни ? Я ни отчизны драгой не увижу,
Я ни Патрокла от смерти не спас, ни другим благородным
Не был зашитой друзьям, от могучего Гектора падшим:
Праздный сижу пред судами, земли бесполезное бремя,
Я, кому равного между героев ахейских
Нет во брани, хотя на советах и многие лучше.
(XVIII, 99-106)
И далее:
...Смерть же принять готов я, когда ни рассудят Здесь мне назначить ее 
всемогущий Кронион и боги! Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей 
величайший, Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду; Мощного рок 
одолел и вражда непреклонная Геры. Так же и я, коль назначена доля мне равная, 
лягу Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду]
(XVIII, 115-121)
    Ахилл недаром сопоставляет себя с Гераклом, еще одним «вечным младшим 
сыном». Он наконец готов с полной ответственностью принять свою судьбу. Гера 
здесь также упомянута не случайно. Геракл становится «пожизненным героем», 
великим воплощением героического статуса благодаря Гере, которая с самого 
начала определяет его «по младшему разряду» и в дальнейшем осуществляет в его 
отношении откровенно ритуально-провокативную функцию, — пока не «рожает его 
заново», уже в качестве бога, на Олимпе, и не дает ему тем самым окончательное, 
божественное воплощение1. Мелеагру также не дает «улизнуть» от героической 
судьбы женщина, его собственная мать, Алфея. Вот и Ахиллу «помогает 
определиться», а затем заказывает у Гефеста последний дос-пех для единственного 
сына Фетида.
     ' Гера-клеос, см. в этой связи главку о ритуалах перехода и женских 
божествах в «скифском» разделе
    
214

В  Михаилин   I porta звериных слов

    В финале XIX песни Ахиллу предрекают гибель ею божественные кони Ахилл 
ничуть не удивлен, и смысл его ответа можно свести к одному-единственному слову 
знаю
6. ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ АСПЕКТ:
ЛИТЕРАТУРА В СИСТЕМЕ
ЛЕГИТИМАЦИИ ЭЛИТ
    Мир эпоса относительно статичен с точки зрения общей картины мирового 
устройства он нормативен насквозь и в этой своей нормативности является 
мощнейшим средством организации и стабилизации коллективной памяти Большинство 
причин и связей здесь заданы раз и навсегда, не подлежат обсуждению и 
принимаются как от века предопределенная данность, как единственный возможный 
способ организации миропорядка, общий во всех концах известной исполнителю и 
слушателям вселенной Эта вселенная рисуется широкими мазками, и разного рода 
«внешние» (по отношению к собственно воинско-аристократическому способу 
существования) реалии привлекаются по большей части как сырой материал для 
создания систем знаковых отсылок (иной раз весьма изощренных), которые в 
конечном счете призваны описывать все тот же образ существования (гомеровские 
эпитеты и развернутые уподобления, скандинавские кеннинги и т д ) Система 
различений между «своими и чужими» немногим отличается от более частных систем 
различения между «различными своими» и «раз