влиятельного 
клана, должен иметь в своем войске героев. Ахилл и есть такой «совокупный 
герой», смерть которого должна стать искупительной жертвой за взятие Илиона. 
«Обесчестив» Ахилла, Агамемнон сводит свои шансы на победу в войне к нулю и 
серьезно подрывает собственный статус. В этом и состоит его третий грех.
    Впрочем, о плачевных для греков последствиях статусной неадекватности 
Агамемнона речь пойдет позже. В конфликте Агамемнона и Ахилла — две стороны, и 
проистекает он из неопределен-
        1 Ср. с неодолимым стремлением греческих полисных армий уже 
классической эпохи иметь в своем составе во время военных походов хотя бы 
одного победителя в тех или иных атлетических играх, каковые рассматривались 
прежде всего как своего рода дивинационный механизм, позволяющий воочию 
наблюдать процесс «распределения счастья». Не случайно у тою же Пиндара счастье 
определяется существительным, принесшим столько головной боли более поздним 
толкователям Пиндара: асотод, «руно» — но и «лучшая часть», «краса», «счастье» 
(См.: [Гаспаров 1980: 375], где употребление этого «редко поддающегося точному 
переводу» слова в качестве маркера счастья обосновано наклонностью Пиндара к 
простейшей «осязательной» метафоре). В архаических индоевропейских культурах 
овечья шерсть и прочие «бараньи» ассоциации были прочно связаны с понятием 
удачи, счастья (и прежде всего, счастья воинского) в силу совершенно иных 
причин, не имеющих никакого отношения к индивидуальной творческой манере. Ср. 
миф о золотом руне, «бараний» золотой шлем Александра и аналогичные шлемы 
персидских царей, подлокотники иранских тронов и окончания скифских, фракийских 
и кельтских рито-нов, выполненные в виде бараньих голов, барана как стандартный 
образ фар-на в иранской традиции и т.д. «Баранья» символика подробно 
рассмотрена в соответствующей главе «скифского» раздела кнжи.
    
192

В  Михайлин   Тропа звериных слов

ности статуса не только в случае с Агамемноном, но и в случае с
Ахиллом.
4. АХИЛЛ МЕЖ ДВУХ СУДЕБ
    Место Ахилла в предложенной системе (как и в гомеровском тексте) уникально. 
С одной стороны, он единственный сын в семье и, следовательно, имеет полное 
право на долю старшего сына. Фетида, согласно общему мифологическому сюжету, 
делает все, чтобы спасти сына от участия в Троянской войне, вплоть до сокрытия 
его на женской половине во дворце скиросского царя Ликомеда Впрочем, данный 
сюжет носит (как и большинство связанных с Ахиллом сюжетов) сугубо ритуальный 
инициационный характер1 и может рассматриваться скорее как подтверждение 
обреченности героя «левой», «младшей» судьбе. Там же, на Скиросе, Ахилл 
успевает обеспечить себя потомством, — от одной из дочерей Ликомеда у него 
рождается сын, Неоптолем. Однако сын этот зачат сугубо «героическим» образом — 
то есть не в браке, не на статусной территории, да еще и отцом, облаченным в 
женскую одежду. Имя у сына тоже вполне героическое — «Наново зачинающий войну».
    В пользу «младшей» судьбы говорит и молодость Ахилла (он младше своего 
«ферапона», Патрокла), проведенных же под Троей девяти с половиной лет эпос, 
естественно, не засчитывает: в эпической временной перспективе имеет значение 
не биологический, а социально-статусный возраст персонажа. Здесь же следует 
учесть и многочисленные специфически героические характеристики Пели-да, вроде 
его так или иначе означенной в различных традициях «уязвимой неуязвимости», 
«металлических» коннотаций2 или выраженной тяге к впадению в совершенно 
неподобающую статусному мужу Хцооа. В системе взаимоотношений, сложившейся 
между основными ахейскими предводителями и героями, Ахилл тоже занимает весьма 
специфическое место. Он (так же как, к примеру, Диомед) куда более значим на 
поле боя, чем в совете, что дает основание Агамемнону бросить Ахиллу в лицо 
следующее обвинение:
         1	Царя зовут Ликомед, то есть «Волкомудр» или «Хозяин волков» См
подробнее ниже, в главе «Жрец в женской одежде Вепрь»
         2	У Гомера нет упоминаний о какой бы то ни было особой «закаленнос-
i и» Ахилла, на которой (в огне ли, в водах ли Стикса) настаивает более поздняя
традиция Однако мотив чудесного божественного защитного вооружения,
которое, естественно, остается непроницаемым для «смертного» оружия, с
успехом компенсирует эту недостачу Кроме того, у Ахилла, впавшего в бое-
вои амок после гибели Патрокла, «медный голос»
    
Греки	193
Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги, Тем позволяют ему говорить мне 
в лицо оскорбленья?
(I, 290-291)
    Храбрость есть дар богов, уместный на поле боя, дар, вполне подходящий для 
всякого воина, но специфически значимый для «младших братьев», — и как таковой 
он не дает права на превышение статуса в совете мужей, там, где искусство слова 
ценится выше ратных доблестей.
    Войско у Ахилла тоже весьма специфическое. Большая часть его воевод, да и 
просто мирмидонян, упомянутых в тексте поэмы, — люди откровенно не-статусной, 
«младшей», «волчьей» формации. Так, Менесфий — незаконнорожденный сын дочери 
Пелея Полидоры, прижитый вне брака от речного бога Сперхия («буйного», 
«неистового»); Эвдор — воспитанный в чужом доме «сын девы» (Полимелы от 
Гермеса); первый же убитый в бою мирмидонец, Эпигей, — бывший царь, убивший 
родича и принятый