|
бедителя, претендующего на героический статус, в свое время неотвратимо ждет
гибель в бою, и он не может об этом не знать. Собственно, он выбирает себе
подобную долю одним только фактом славной победы. Убив Патрокла и сняв с него
доспех, Гектор подписывает себе
1 Интересен в этой связи институт римского воинского пекулия, то есть
того движимого имущества, которое легионер наживал самостоятельно и которым в
определенной мере мог распоряжаться после выхода в отставку даже в относительно
архаические республиканские и раннеимперские времена. В нашем случае важна
прежде всего сама граница, которая четко проводится между «деньгами,
заработанными кровью» и семейным имуществом. Для Греции также показателен
исходный крайне низкий социальный статус наемника — вплоть до конца V — начала
IV века до н.э Впрочем, и в «эпоху наемников», с точки зрения «полисных
авторитетов», этот статус повысился ненамного
184
В Михаилин Тропа териных слов
смертный притвор Ахилл убивает Гектора и снимает с него дос-пех, прекрасно зная,
что открывает двери собственной скорой смерти.
Удача или неудача в бою определяется не только и не столько индивидуальными
достоинствами поединщиков или силой сошедшихся для боя армий. Идущий на битву
посвящает себя ей целиком и полностью — вместе с будущим противником. И
результат зависит прежде всего от того, на чью сторону склонится боевая удача,
кто в данный день и час окажется «счастливее» противника. В обращенной к Энею
речи Мериона есть также и этот смысл. Именно поэтому заведомо более слабый
противник часто выходит «попытать счастья» навстречу противнику более сильному.
Поэтому в архаичных воинских культурах принято настолько внимательно следить за
малейшими знамениями и знаками, которые могут предвещать удачу или неудачу на
всех этапах военного предприятия' перед выходом и при выходе в поход, в пути,
при выборе места и времени каждого конкретного сражения, перед началом оного, и
уж тем более в ходе битвы, когда наконец натягиваются в полную силу «тенета
судьбы» и когда любая малость может решить исход всего дела. Целью
«регулярного» сражения редко бывало физическое уничтожение противника «Перехода
удачи» уже достаточно для того, чтобы определился победитель конкретного
боевого момента, и каждый такой момент мог означать перелом в ходе целой битвы,
да и целой кампании. «Марс переметчив», — говорили римляне, и они же советовали
«ловить день».
Поэтому так важно взять в бою добычу: зримое, вещественное подтверждение
благосклонности воинских судеб. Поэтому так важно правильно разделить эту
добычу после боя — согласно месту и роли каждого, кто внес в победу свой вклад.
Войско видит себя единым телом: только так удача может снизойти на все войско
разом. И головой этого тела является военный вождь, полководец, царь в его
воинской функции. Победа принадлежит ему; фарн в виде золотого диска, в виде
сияния и во множестве других форм нисходит в первую очередь на него. Ему же
принадлежат и все материальные воплощения этой удачи. Поэтому добыча сносится в
одно и то же место, поэтому вождь, взяв от нее первым и тем обозначив свое
право на всю ее совокупность, далее распределяет ее — или следит за правильным
ее распределением.
Полученная каждым участником победы часть добычи равнозначна и единосущна
нести, обретенной в бою (греч цёрос/цоГра, усрас, и т.д.). Честь затем ведет к
славе, будучи кодифицирована в нарративе и тем самым введена в ритуальный
контекст «Славное» возвращение «честного» воина из похода есть акт одновременно
ритуально, социально и хозяйственно значимый Добытая в бою
Греки
185
слава вкупе с успешным возвращением к родным пенатам дает право на повышение
мужского статуса. Фактически происходит обмен между индивидом и семейно-родовым
коллективом: прибывшая с удачливым бойцом «слава героев» прибавляется к
семейному фарну, приумножает «славу отцов»; в свою очередь, отцы признают героя
своим, равным себе. В то же время индивидуальная «цена чести» повышается не
только за счет прохождения ритуалов возвращения, воссоединения и очищения:
зримое воплощение удачи, взятая с боя добыча, повышает «цену чести» своего
обладателя и может стать экономической основой для его процветания в будущем
как вероятного хозяина и отца семейства (естественно, речь идет о рамках
архаических престижных экономик).
Впрочем, данная модель перерастания «младшего сына» в «старшего» является
идеальной и работать в чистом виде может разве что в пределах культур,
основанных исключительно на воинской статусности (вроде «чистых» номадических).
Там, где мерилом статуса является пригодная для возделывания земля, количество
статусных позиций всегда достаточно жестко ограничено, и дорога младших сыновей
в самостоятельные хозяева никогда не бывает прямой — если вообще возможна. Что,
естественно, создает специфические поведенческие стереотипы, свойственные
«младшему сыну», и даже особые «младшие» субкультуры.
Младший сын предельно д
|
|