свойственной ему безоглядностью (если выражаться очень мягко, щадя стереотипы 
мышления миллионов).

А ситуация была такой. Отец Петра, царь Алексей Михайлович, будучи не таким 
простым, как казался на первый взгляд, рассматривал идею русского «третьего 
Рима» достаточно конкретно, как рассматривают вполне осуществимую рабочую 
гипотезу. Для успешного воплощения этой гипотезы требовалось всего лишь 
присоединить к Московии Украину и — в перспективе — православную Сербию. Одним 
из условий успешного проведения этой операции была унификация московского, 
украинского и греческого православия с их достаточно разной обрядностью, в 
особенности если учесть то, что украинская и балканская ветви тяготели к 
слиянию с католицизмом.

Все эти премудрости были известны высшему духовенству, но никак не среднему и 
низшему, а тем более широким народным массам, которые усмотрели в церковной 
реформе Алексея Михайловича разрушение основ истинной веры. И начался процесс, 
именуемый «расколом», когда приверженцы старой веры заживо сжигали себя в 
скитах, протестуя против «разгула Антихриста».

А тут еще история боярыни Морозовой, которая бросила вызов самому царю, 
отказавшись посещать богослужения по новому обряду. Алексей Михайлович очень 
обиделся и тут же смекнул, что Морозова — одна из самых богатых помещиц в 
державе, а потому все складывается очень даже удачно… Дерзкую боярыню вместе с 
ее сестрой сначала пытали в застенках, потом — публично, хмурым зимним днем 
1673 года во дворе Земского приказа, куда сбежалось немало праздного народа. По 
свидетельствам хронистов, Морозову и ее сестру, с вывернутыми руками, полчаса 
держали подвешенными на дыбе, а затем сбросили на землю с довольно большой 
высоты. После этого обнаженных женщин швырнули на снег, где они пролежали 
несколько часов со связанными руками. Потом — тюрьма, потом — яма в земле, да 
еще без пищи и воды…

Ну, а огромное состояние Морозовой, естественно, стало достоянием царской казны,
 как и следовало ожидать. А раскол только набирал силу…

Так что у царя Петра наследственность была соответствующая, но дело сейчас не в 
ней, а в том, что доставшаяся ему по наследству ситуация требовала особо 
тонкого и мудрого подхода к религиозной стороне жизни страны. Он же, словно 
нарочно, словно не приходя в сознание, творил с бородами, лютеранством, со 
святынями такое, что можно приравнять разве что к курению в пороховом складе.

Все его реформы в той или иной степени напоминали такую вот игру с огнем, и 
добро бы все они были успешны и прогрессивны — в этом случае действует правило: 
«Победителей не судят», — но, к сожалению, коэффициент полезного действия этих 
реформ был весьма и весьма низок. По крайней мере, большинства из них.

Великий историк 
Василий Ключевский(1841—1911 гг.), один из очень немногих ученых, которых можно 
назвать мыслителями, считал, что Петр вообще не собирался проводить никаких 
реформ, а просто хотел перенять у Запада то, что могло бы прижиться на 
российской почве, для чего он всегда готов был использовать свою знаменитую 
дубинку в качестве катализатора этого процесса.

Не обращая никакого внимания на уже существующее государственное устройство, 
Петр взял и разделил страну на восемь губерний, «восемь сатрапий», как 
выразился Ключевский, где процветало местничество, казнокрадство, деспотизм, 
причем в самом бесправном, азиатском его варианте. А зачем, с какой такой 
великой и тщательно продуманной целью? Да некогда было ему вообще что-либо 
продумывать…



КСТАТИ:

«Худшая посадка между двух стульев — очутиться между своими притязаниями и 
способностями, казаться слишком великим для малых дел и оказаться слишком малым 
для великих».

Василий Ключевский



Петр приложил немало усилий для организации своеобразного пародийно-шутовского 
ордена, названного им «Сумасброднейшим, Всешутейшим и Всепьянейшим Собором». 
Сочиненный им устав этого Собора однозначно и грубо пародировал церковный, что 
отнюдь не способствовало улучшению взаимопонимания с высшим духовенством, а 
царь относился к этим проблемам довольно-таки наплевательски.

Во главе «Собора» Петр поставил своего бывшего наставника Никиту Зотова, уже 
довольно старого и постоянно нетрезвого, присвоив ему звание «князь-папы». 
Вторым по значению чином был «князь-кесарь», присвоенный Федору Ромодановскому,