обороноспособность военного лагеря. Кроме того, согласно поверию, Сечь ожидала 
погибель, если на ее землю ступит нога женщины.



КСТАТИ:

«И нашел я, что горше смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — 
силки, руки ее — оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен 
будет ею».

Экклезиаст. Глава 7:26



Еще одно ограничительное требование заключалось в том, что прибывший на Сечь 
мог быть кем угодно, но только не крестьянином.

В силу обстоятельств это требование со временем было упразднено, но на этапе 
становления Сечи оно было непреложным. И дело тут вовсе не в сословных 
предрассудках, а в том, что крестьянское хозяйство — это тоже якорь, причем, 
еще более занесенный илом, чем просто семейные связи.

Конечно, запорожский конгломерат состоял из очень и очень разных по характеру и 
наклонностям людей, но крайне экстремальная жизнь в сочетании с жесточайшей 
дисциплиной надежно отсеивала слабых духом и порочных людей. Вследствие этого 
идея равноправия, которая в других сообществах неизменно приводит к 
доминированию недостойных над достойными, то есть к гибели такого сообщества, в 
условиях Сечи не имела таких последствий.

По крайней мере, в первые десятилетия истории Войска Запорожского там не было 
социальных, имущественных или каких-либо иных контрастов. Это были люди далеко 
не бедные, одетые в шелка и бархат (совсем не как на картине И. Репина 
«Запорожцы»), владеющие весьма дорогим оружием, ценность которого, между прочим,
 была своеобразным индикатором воинской доблести. Бедность была пороком, 
укорачивающем жизнь.

Пороком считалась и неуемная страсть к алкоголю. Одно дело, если мужчина любит 
выпить, и совсем иное — если он не может не выпить. В перерывах между походами 
на Сечи царил пьяный разгул, но он прекращался сразу же после объявления 
подготовки к очередной операции. В походе категорически запрещалось 
употребление алкоголя. Нарушители этого запрета приравнивались к предателям со 
всеми вытекающими отсюда последствиями.

Запорожцы предпринимали наряду с ближними походами в Крым и достаточно дальние 
— в Турцию и другие страны Черноморского бассейна, откуда они возвращались 
далеко не все, но с богатыми трофеями, которые могли бы позволить наслаждаться 
годы и годы безмятежной жизнью, но проходило совсем немного времени, и 
объявлялся новый поход, в который они шли с радостью и надеждой…



КСТАТИ:

«Что делает героическим? Одновременно идти навстречу своему величайшему 
страданию и своей великой надежде».

Фридрих Ницше



И они шли.

Шел основатель Запорожской Сечи князь Вишневецкий-Байда, мужественно принявший 
мучительную смерть в турецком плену.

Шел гетман Самойло Кошка, проживший 26 лет во вражеской неволе, а затем снова 
возглавивший Войско.

Гетман 
Иван Свирговский, который повел своих казаков на помощь молдавскому господарю, 
чтобы помочь ему освободиться от турецкого ига. Не успели они построить свои 
войска на берегу Днестра, как оказались прижатыми к воде турецкой армией, 
вдесятеро превышающей их совместные силы. Молдавский господарь предложил 
Свирговскому увести своих казаков за Днестр, чтобы молдаване прикрыли их 
отступление, но гетман гордо отказался от этого спасительного предложения, и 
они приняли геройскую смерть…