В последнем случае — так требует Новый Завет, — 
«если правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его. И если правая рука твоя 
соблазняет тебя, отсеки ее…»(От Матфея 5:29,30).

Как же, бросил писать, пошел искать топор…

Однако кому-то все это выгодно, ох как выгодно.

Думаю, не я первый пришел к простой и естественной мысли о том, что 
христианское учение — ничто иное как изощреннейшая иудейская месть Риму за 
оккупацию, месть страшная, явно неадекватная изначально причиненному злу.

Действительно, месть всегда страшнее, чем вызвавшее ее зло.

И в завершение темы позволю себе предъявить читателям, считающим себя 
элементарно нравственными людьми, следующий текст из Евангелия от Марка (Глава 
11:13, 14, 20, 21). Комментарии не прилагаются ввиду очевидной ненадобности.

«И увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего не 
ней; но пришел к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было 
собирания смокв.

И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек. И слышали то 
ученики Его.

Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня.

И, вспомнив, Петр говорит Ему: Равви! Посмотри, смоковница, которую Ты проклял, 
засохла».

Кто-то, выразительно повертев пальцем у виска, скажет, что это же аллегория. 
Возможно и такое, но кто тогда подразумевается под «смоковницей»?



КСТАТИ:

«Если Бог хотел стать предметом любви, то ему следовало бы сперва отречься от 
должности судьи, вершащего правосудие: судья, и даже милосердный судья, не есть 
предмет любви.

Основатель христианства недостаточно тонко чувствовал здесь — как иудей…

Как? Бог, который любит людей, 
если толькоони веруют в него, и который мечет громы и молнии против того, кто 
не верит в эту любовь! Как? Оговоренная любовь, как чувство всемогущественного 
Бога! Любовь, не взявшая верх даже над чувством чести и раздраженной 
мстительности! Как по-восточному все это!»

Фридрих Ницше. «Веселая наука»



Да, Восток — дело тонкое…



Сирия






В те времена то была могущественная и высококультурная страна, пребывавшая в 
счастливом неведении относительно таких новомодных реалий, как исламский 
фундаментализм и автомат Калашникова, лишний раз подтверждающих расхожую мысль 
о том, что Восток — дело тонкое.

А в той, еще вполне цивилизованной Сирии, можно отметить период наивысшего 
процветания, когда царствовали Селевкиды, потомки 
Селевка, одного из полководцев Александра Македонского.

«Процветание» — понятие достаточно условное. В ту эпоху основными критериями 
его оценки были военные успехи, то есть самое спорное, зыбкое и скоропортящееся 
из традиционного исторического наследия любой страны, но… такова была знаковая 
система той эпохи, да и не только той… Как заметил Уильям Шекспир по 
аналогичному поводу: «Так хочет время. Мы — его рабы».