Гилберт Кийт Честертон



Еще один поэт и еще одна ситуация, характерная для Древней Греции. Звали его 
Архилох. Он был признанным мастером элегии, лауреатом многих поэтических 
конкурсов, известным и почитаемым… И вот эта знаменитость влюбляется в младшую 
дочь некоего Ликамба, влюбляется до беспамятства, до идеи-фикс. Ликамб 
торжественно обещает отдать за него свою дочь, но спустя некоторое время 
отказывается от своего слова, возможно, вследствие каких-либо достаточно 
уважительных причин.

Но что там какие-то причины для умирающего от вожделения поэта!

Его пылкая любовь мгновенно оборачивается своей противоположностью, и он 
подвергает Ликамба и всех его дочерей таким уничтожающим насмешкам, что те, не 
выдержав такого… повесились, причем все.

Такова сила слова, к тому же поэтического.



КСТАТИ:

На вопрос о том, что в человеке одновременно положительно и отрицательно, 
греческий философ Анахарсис ответил: «Язык».



Понятное дело, философ имел в виду речевую, словесную функцию этой детали 
человеческого тела. А вот другая деталь, та попросту возводилась в ранг 
божества, в символ самой жизни… Дело в том, что греки (как, впрочем, и весь 
Древний мир) буквально молились на изображения фаллоса. Ему, символу плодородия 
и неиссякаемой жизненной силы, поклонялись, приносили жертвы, в его честь 
воздвигали величественные храмы.

Древние источники повествуют о пышных праздниках Артемиды, в которых основным 
компонентом были многолюдные фаллические шествия.

Во время великих афинских Дионисий все греческие колонии присылали в метрополию 
ритуальные фаллосы, стремясь, как водится, перещеголять друг друга величиной и 
мастерством отделки этих предметов религиозного культа. Плутарх, описывая 
праздник Диониса, отмечает, что в ритуальном шествии допускался свободный 
подбор символов и персонажей, однако огромный фаллос был обязательной и 
неизменной деталью, венчающей собою всю праздничную колонну.

Смысл такого поклонения заключался прежде всего не в возвеличивании мужского 
полового члена и не в навязчивой идее изготовления предметов порнографического 
свойства, как это, возможно, расценивают председатели домовых комитетов или 
чиновники из Министерства культуры, а в прославлении животворной мощи, энергии 
созидания и развития, нашедших свое символическое воплощение в этом гордо 
вскинутом столпе…

А из этих фаллических шествий родился греческий театр, ни больше, ни меньше.

И знаменитая триада драматургов — авторов великих трагедий: 
Эсхил(525—456 гг. до н.э.), 
Софокл(ок. 496—406 гг. до н.э.) и 
Еврипид(ок. 480—406 гг. до н.э.).

Эсхила по праву считают «отцом трагедии». Именно он превратил трагедию из 
обрядового действа в собственно драматическое произведение, где развитие 
действия происходит за счет конфликта между персонажами, чего до него театр не 
знал. Правда, ведущая роль в трагедиях Эсхила принадлежит хору как воплощению 
некоей коллективной совести, как коллективному судье, но столкновение, конфликт 
между героями трагедии приобретают самоценность и могут восприниматься 
зрителями вне их взаимоотношений с хором.

А сами герои — воплощение несгибаемой воли и высокого гражданского мужества, 
такие как Прометей в трагедии «Прометей прикованный», который осознанно 
избирает удел страдальца во имя блага человечества.

Человечество всегда охотно принимает жертвы, но лучше от этого никак не 
становится, так что смысл этих жертв весьма и весьма сомнителен…



КСТАТИ:

«Для того чтобы быть услышанным людьми, надо говорить с Голгофы, запечатлеть