Впрочем, очеловечивание богов — гораздо более естественное и, надо сказать, 
безобидное занятие, чем обожествление людей. Христианство и ислам — наглядные и 
не слишком радостные тому примеры. А у греков боги — всего лишь 
гипертрофированные, наделенные особыми возможностями люди.

С их радостями и печалями, милосердием и жестокостью, любовью и ненавистью. С 
полным набором человеческих реакций на явления окружающего мира.

Царь Менелай радушно встречает троянского гостя, устраивает в его честь пир, 
где тот знакомится с прекрасной Еленой, которая сразу же пленилась красотой 
залетного молодца. Через несколько дней Менелай отправляется по спешным делам 
на Крит, поручив жене заботу о госте и его свите.

Пустил козла в огород…

Вскоре после отъезда Менелая его благоверная уступает страстным просьбам Париса,
 и тогда, согласно легенде, «тайно увел Парис прекрасную Елену на свой корабль: 
похитил он у Менелая жену, а с ней и его сокровища…» Последняя деталь имеет 
большое значение, потому что одно дело — безумное вожделение, помутившее разум, 
и совсем иное — сопутствующая ему кража сокровищ, кража наглая, пошлая и 
перечеркивающая весь романтизм этой истории, так любимой художниками, поэтами и 
композитором Жаком Оффенбахом, создавшим в 1864 году оперетту «Прекрасная 
Елена».

Мало того, Елена, не забыв прихватить с собой сокровища Менелая, почему-то 
«забывает» о том, что в покинутом ею дворце остается малолетняя дочь Гермиона, 
а это уж совсем дурно пахнет. Так что не следует умиленно закатывать глаза при 
упоминании об этом криминальном дуэте, о Елене и Парисе.

А Менелай, оскорбленный, обманутый, да еще и обворованный, принимает решение 
организовать военный поход против Трои. Он напоминает многочисленным царям 
мелких греческих государств об их клятве помогать ему в несчастье. Впрочем, это 
напоминание едва ли было необходимо: все цари и герои, подобно своре гончих, 
рвались в «дело», не задумываясь о вызвавших его обстоятельствах и вообще о 
таком понятии, как справедливость.

Царей было великое множество, что напоминает фразу из записной книжки Антона 
Павлович Чехова: «На Кавказе всякий, кто имеет козу, уже князь». («Имеет» 
следует трактовать как «является владельцем»).

Единственный из царей, Одиссей, рассудив, видимо, что если жена оказывается 
шлюхой и воровкой, то это — всего лишь личные трудности ее мужа, но никак не 
повод к крупномасштабной войне, решил уклониться от участия в походе, но не 
тут-то было: его уличили в симуляции сумасшествия и вынудили присоединиться к 
«коллективу»…

И началась десятилетняя Троянская война, с кровопролитными боями под стенами 
города, с картинными, но очень жестокими поединками представителей 
противоборствующих сторон, с пышными погребениями и позорным надругательством 
над телами павших противников, со скандалами и интригами в воинском стане, и 
над всем этим —толпа олимпийских богов, будто бы играющих в шахматы, где 
фигурами служат греки и троянцы, уже ведущие войну ради самой войны, позабыв о 
ее причинах и не осознав до конца ее смысла…

Здесь явно прослеживаются связи и с «Махабхаратой», и с эпосом о Гильгамеше.

И неизвестно, сколько продолжалась бы эта опоэтизированная мясорубка, если бы 
после девяти лет совершенно бесплодной борьбы уставшие и покрытые уже 
несмываемой кровью руки не отдали бы законный приоритет мозгам. Хитроумный 
Одиссей приказывает построить огромного деревянного коня, внутри которого 
спрятались самые могучие герои греков, а затем инсценировать уход на родину 
всех участников антитроянской коалиции, как это принято говорить в наше время. 
Хитрость удалась. Троянцы поверили уходу греков, втащили в город коня, 
нафаршированного греческим десантом, а с наступлением ночи распахнулись 
городские ворота и штурмующие ворвались в Трою, сея ужас, смерть и насилие.

В очередной раз предупреждения вещей Кассандры были пропущены мимо ушей, но 
теперь они сбылись в полной мере и со всей очевидностью. А саму Кассандру 
насиловали воины греческого полководца Аякса, обнаружив ее в святилище Афины 
Паллады. Афина, правда, впоследствии наказала негодяев, но Кассандре от этого 
легче не стало.

Как не легче стало от славословий родным и близким греческих и троянских героев,
 павших в этой войне, которая была лишена сколько-нибудь значительных и тем 
более благородных целей. Ведь доблесть без такой цели — просто упражнение в 
лишении жизни себе подобных. В этом аспекте все подвиги Ахилла, Агамемнона, 
Гектора, Аякса, Патрокла и других олицетворений воинского героизма — вещь в 
себе, вещь кровавая, жестокая и, что самое печальное, никому не нужная.