Иное дело, если бы троянцы, предположим, напали на дворец Менелая и силой 
умыкнули его жену, прихватив сокровища. Тогда можно было бы говорить об 
операции возмездия, однако, в этом случае…

Мало того, когда пала Троя, наивный читатель ждал примерного наказания 
осквернительницы домашнего очага, но не тут-то было. Вместо того чтобы 
привязать Елену к хвосту бешеного коня или — в крайнем случае — отдать ее в 
пользование отряду пехотинцев, Менелай под влиянием Афродиты вновь воспылал к 
ней страстью и «с торжеством повел ее к своему кораблю».

За что боролись…

Финал этой истории напоминает известный анекдот.

Брачная церемония. К жениху подходит один из его родственников и что-то шепчет 
на ухо.

Жених:Остановите церемонию! Мою невесту вчера обесчестили!

Невеста, как и положено в таких случаях, падает в обморок.

К жениху подходит другой родственник и что-то шепчет на ухо.

Жених:Продолжайте церемонию! Честь невесты восстановлена! Негодяй только что 
принес свои извинения!

Все бы ничего, если бы не моря пролитой крови, не тысячи загубленных судеб и не 
ощущение полной бессмысленности всего, что произошло…



КСТАТИ:

«Историю можно было бы назвать Летописями жестокости человека по отношению к 
самому себе и другим. Ничего, кроме войны, то есть смерти, или религии, то есть 
умерщвления, — зла, приносимого самому себе или другим. Гомер или „Рамайяна“.

Братья Гонкуры



Второй источник данных о гомеровском периоде истории Греции — «Одиссея», 
которая повествует о долгом и густо насыщенном яркими впечатлениями и 
приключениями возвращении на родину царя Итаки, Одиссея, названного 
«хитроумным».

Десять лет он воевал под стенами Трои, горько тоскуя о родном городе, о верной 
жене Пенелопе и малолетнем сынишке Телемахе, и никакие воинские успехи, и 
никакие наложницы-полонянки не могли унять эту неизбывную тоску…

И вот Одиссей пускается в обратный путь, изобилующий непредвиденными 
остановками то на острове феакийцев, то на земле мифического народа, именуемого 
киконами, где спутники Одиссея «истребили всех жителей, захватили в плен женщин,
 а город разрушили», то на острове циклопов, то на острове волшебницы Кирки, то 
у нимфы Калипсо. Все эти остановки густо насыщены опасностями, жестокостью, 
коварством и сексом.

Здесь четко прослеживается двойной стандарт: критерии оценки поведения Одиссея 
никак не зависят от его многочисленных сексуальных похождений, в то время как 
позитивное поведение его жены Пенелопы оценивается, прежде всего, в аспекте 
сохранения супружеской верности. Верность Пенелопы стала нарицательной, в то 
время как частые нарушения пресловутой верности со стороны Одиссея как таковые 
вообще не рассматриваются.

Собственно говоря, почему бы и нет, если порожденные людьми боги еще и не такое 
себе позволяют? Богини, правда, тоже, но то, что дозволено богиням, не может 
быть дозволено смертным женщинам…



КСТАТИ:

«Была бы жизнь смертных восхитительной без плотского наслаждения? Ведь даже 
боги не могут без него обойтись!»

Симонид