двух на лестнице – в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, 
получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал 
против такой лобовой демонстрации возможностей.
– Идемте, – обернулся Матвей. – Чего они от вас хотели?
– Наверное, им понравилось это, – незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. 
Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. – 
Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.
– Как и я.
– Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?
– Двадцать, – вырвалось у Матвея.
Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.
– Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти… и русбой, так?
Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.
– Вы очень проницательны, месье…
– Тарас Горшин.
– Меня зовут Матвей, но…
– Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в 
гости. Может быть, еще свидимся.
Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил 
на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что эта 
схватка – звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь 
в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд – это 
уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не 
так. Или прав неведомый инфарх из снов и за ним начал охоту некий «монарх»?
Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может 
увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с 
грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
Дмитрий Васильевич Завьялов занимал скромный пост референта у премьер-министра 
Михаила Сергеевича Краснорыжина, но был, естественно, в курсе всех проблем, 
решаемых Кабинетом министров.
Кабинет Завьялова находился на третьем этаже «черно-белого дома», как с 
девяносто третьего года прозвали Дом правительства, и проникнуть в него 
непосвященному, а тем более человеку с улицы, минуя три кордона внешней и 
внутренней охраны, было практически невозможно. Но этот посетитель в белом 
костюме, с виду – обыкновенный молодой человек, то ли студент последнего курса 
госуниверситета, то ли незаметный учитель одной из частных школ, проникал к 
Завьялову без труда. У референта давно сложилось свое мнение о способностях 
этого «учителя», в миру Горшина Тараса Витальевича, тридцати лет от роду – по 
паспорту, инженера по инбридингу локальных компьютерных сетей, но, вероятнее 
всего, охрана его просто не видела. Да и сам Дмитрий Васильевич заметил Горшина 
случайно, вдруг осознав, что в кабинете, кроме него, кто-то есть. Входил Горшин 
без стука, бесшумно, как дух. Впрочем, человек этот умел многое, что недоступно 
нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав это «многое», было трудно. 
Завьялов, как и четверо его коллег по «кримкомиссии», относился к Горшину с 
уважением и изрядной долей пусть не страха, но – опасения. Впрочем, не боялся 
Тараса лишь комиссар-пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра 
нетрадиционных технологий Российской академии наук, экстрасенс, йог, мастер 
спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто 
профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его 
даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это 
Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, 
чей ум был увлечен какой-нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с 
интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией,
 а кто оказывался подопытным – кролик или человек, – не имело значения.
– Проходи, – кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. – Я 
как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? – Вопрос был 
традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному.
Он достал бутылку «Фьюджи», налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, 
проглотил.
– Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, 
днем и вечером.
– Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра – и целый день свободен! – 
Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у 
него были прозрачно-желтые, но не «кошачьи», а скорее «птичьи», и стыло в них 
такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него 
при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, 
знает все его мысли, чувства и желания.
– Мы теряем темп, – сказал Горшин, предваряя вопрос хозяина кабинета. – Нужны 
люди.
– Не просто люди – профессионалы, – уточнил Завьялов. – И не просто 
профессионалы, а друзья и соратники, преданные делу.
– К сожалению, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, как говорил 
один умный иностранец. Человечество вырождается быстрее, чем рассчитывала 
природа. Примеров тому хоть отбавляй. Вчера и меня прижали в подъезде какие-то 
подонки, видно, расслабился.
Завьялов с любопытством глянул на собеседника, от которого явственно повеяло 
угрюмым недовольством.
– Плохо верится, что можешь расслабиться до такой степени. В каком таком 
подъезде ты оказался?