– Я знаю пределы своих возможностей.
– А я своих – нет. Как, впрочем, и твоих. Не лукавь, ганфайтер, ты человек 
неординарный, и это еще скажется. Вот тебе для размышлений. – Горшин сунул 
Матвею свернутый листок бумаги. – Прочти в туалете и уничтожь. Езжай в свою 
деревню, расслабься, отдохни. Я бы и сам с удовольствием подышал сельским 
воздухом, да дел много. Удачи тебе.
Горшин внезапно исчез. Вот он стоял рядом, а вот уже нет его, будто не человек 
сгинул, а нечистая сила. Матвей постоял еще немного, прислушиваясь к звукам 
вокруг: далеким гудкам, гулу вокзала, разговорам пассажиров, хрусту шагов, 
позвякиванию тележек с вещами, и вернулся в вагон.
После отправления поезда, как только проводница собрала билеты и раздала 
постельное белье, Матвей зашел в туалет и развернул врученный Горшиным листок 
папиросной бумаги. Это была схема иерархических структур «Стопкрима» с делением 
на стратегический, тактический и оперативный уровни. Для ее изучения Матвею 
хватило минуты, после чего он порвал листок на мелкие клочки и посеял их через 
отверстие слива на нескольких сотнях метров железнодорожного полотна.
Лежа в одних плавках на верхней полке – соседи давно уснули, – он мысленно 
вернул листок со схемой.
Руководство «Чистилища» состояло из пяти человек – комиссаров, каждый отвечал 
за один из стратегических уровней. Лидер общения, он же «угол красного 
квадрата», некто Завьялов, ведал связью комиссаров и «горизонтом решения», 
лидер-исполнитель – Тарас Горшин – владел инициативой планирования и 
целеуказаний, а также командовал сетью монад – руководителей обойм высшего 
уровня, в подчинении у которых, в свою очередь, находились спикеры, 
руководители оперативных единиц – мейдеров и экстреверов в пять и девять 
человек. Комиссар по фамилии Боханов ведал службой компьютерного, научного и 
технического обеспечения, некто Рыков Г. Д. – сектором разведки, а Музыка Г. М.
 – группой наблюдения и подстраховки. Опять же комиссаров знали, да и то не в 
лицо, лишь командиры уровней и служб, исполнители же рангом ниже, в том числе и 
спикеры, вообще понятия не имели об их существовании. И вся эта сложная, 
разветвленная система «Чистилища» держалась на одном человеке – на Горшине 
Тарасе Витальевиче, чья жизнь была для всех – тайна тайн…
Матвей потянулся к бутылке пепси, открыл – напиток был теплым и жажду не утолил.
 Вспомнился старый анекдот, как официант в кафе жалуется бармену:
– Вот посетитель кричит, что вино слишком теплое.
– Врет! – убежденно отвечает бармен. – Я только что долил в бутылку холодной 
воды…
Матвей улыбнулся, расслабился до состояния дхъяны, когда организму уже не 
требуется охлаждения, ибо он не чувствует перегрева, и через секунду уснул, 
оставив «включенной» третью сигнальную систему – сторожевую.

Село Старое на самом деле оказалось не таким уж и старым. Во всяком случае, 
новых домов, добротных, кирпичных, в большинстве своем двухэтажных и красивых, 
в нем набиралось, по подсчетам Матвея, около двух десятков. Почти все они 
принадлежали приезжим фермерам, и Матвей понял, почему местное население 
озлобилось против новых жильцов: колхоз никогда не построил бы им такие дома.
Коттедж Нестеровых замыкал улицу. Он не был двухэтажным, как другие, зато имел 
пять комнат и добротную русскую печь с лежанкой. Во дворе – ферма для коров, 
два сарая, погреб, колодец, небольшой загон для кур и свиней. В саду – вишни, 
сливы и яблони, шпалера малины отгораживали участок Нестеровых от соседнего. 
Огород в тридцать соток был засажен картофелем, капустой, луком и морковью, а 
два гектара пахотной фермерской земли зеленели хлебом и кукурузой. На остальных 
землях, примыкающих к реке, росла люцерна и травы. Был и луг, где паслись три 
коровы и конь.
Прибыл Матвей в село в двенадцатом часу дня и застать Лиду дома не надеялся, но 
сестра оказалась во дворе, готовила для скота корм. Брата она, конечно, не 
ждала и поверила в его приезд, лишь когда он обнял ее за плечи.
Были слезы, радостные возгласы, улыбки, смех и рассказ о делах. И был обед, на 
котором присутствовал также Леонид Ильич, муж Лиды, отнюдь не обрадованный 
приездом шурина. Дети Нестеровых, Настя и Андрей, ученики пятого и шестого 
классов, еще не вернулись из школы. Леонид, злой и чем-то расстроенный, на 
вопросы отвечал односложно и невпопад, зато поносил всех и вся, от 
правительства до соседей.
– Надо уезжать, – подвел он наконец итоги своего недовольства, – житья не стало.
 Хочу спокойно пожить где-нибудь, никого не видеть и не слышать. – С этими 
словами он ушел в горницу.
Матвей и Лида – статная, высокая блондинка с тяжелой золотой косой, уложенной в 
корону, – переглянулись.
– Спать пошел, – тихо сказала Лидия. – У него режим: с двух до четырех дрыхнет, 
с девяти вечера тырится в ящик.
– А ты? – так же тихо спросил Матвей, отвалившись от стола.
Обед был королевским даже по городским масштабам: копченый окорок, корзиночки с 
творогом, борщ по-огородничьи, салат из квашеной капусты, с грибами 
(«Шампиньоны в погребе растим круглый год»), расстегаи, творожная запеканка, 
кисель из земляники. Вина и водки на столе не было. Леонид и Лида алкоголя и 
сами не признавали, и знали отношение к нему Матвея: «Алкоголь хорошо укрепляет 
нервную систему, если его не употреблять».
– А что я? – вздохнула Лида, по-бабьи подперев голову кулаком. – Работаю с утра 
до вечера. А Леша только мешает, ведь за что ни возьмется – скандал за 
скандалом. Хорошо хоть не пьет, а то было бы совсем худо. В прошлом году